Око разума

– Я практически уверен, что ей известно о ваших способностях, – продолжал полковник. – Но если вы не сможете продемонстрировать их, ей никто не поверит. Как и вы, она ни в чем не повинна. Даю вам слово, что ей не причинят вреда.

– Ваше слово? – презрительно рассмеялся Холл. – Нам обоим известно, что ваше слово не стоит ни шиша.

Гердлер вздрогнул, и Ник понял, что попал по больному месту.

– Зачем вы дали мне очнуться? – поинтересовался он. – Я же улавливаю, как это вас огорчает. – Холл не знал, так ли уж утешительна мысль, что человек, который его убьет, будет сожалеть об этом до самой глубины души, психологически платя самую жестокую цену до конца своих дней. И добавил: – Так зачем было давать мне знать, что меня ждет? Так куда труднее для нас обоих.

– Мне нужно было убедиться, что вы можете читать мысли, – полковник насупился. – И мой долг перед вами – не убивать вас издали, как трус, не дав вам даже узнать за что.

– Ваш долг передо мной? – презрительно бросил Холл. – Серьезно?! А вам не приходило в голову, что я предпочел бы не знать об этом заранее? Что так было бы куда гуманнее?

– Я должен был убедиться в ваших пси-способностях, – жалобно пролепетал Гердлер. – Убить невинного человека и так трудно. А уж убить на основании ошибочного предположения… немыслимо.

– Ладно. Значит, от необходимости убить меня вас курочит. Это я ухватил. Так вот вам идея. Не надо! Я разделяю вашу позицию, что чтение мыслей слишком опасно, чтобы давать ему ход. Искренне разделяю. Хотелось бы мне, чтобы вы могли прочесть мои мысли хоть на секундочку, дабы убедиться в этом лично. Я из кожи вон лезу, чтобы исцелиться от этого проклятья и позаботиться, чтобы его рецепт был стерт из истории навеки. Даже если я не смогу избавиться от этой нежелательной способности сам, обещаю никогда в ней не признаваться. Больше никогда ее не демонстрировать. Как мне вас убедить?

Лицо полковника лишь еще более омрачилось. Потупив взор, он тихонько проронил:

– Никак. Я вам верю. Все, что я узнал о вас, говорит, что вы достойный человек с высокими нравственными принципами.

– Так отпустите меня! – настаивал Холл. – Поступите правильно.

Вид у Гердлера был, как будто ему дали под дых.

– Я поступаю правильно, – произнес он с отвращением к самому себе. С отвращением к невероятной ситуации, когда возможны лишь решения холоднее льда. – Я верю в ваши добрые намерения, Ник. Сейчас. А как насчет завтра? Учитывая, что сотворили с вашим мозгом, просто чудо, что вы еще живы. Ваш рассудок и память безжалостно испохабили. С момента отправки вами того электронного письма у вас уже был провал в памяти. Ваше сознание перенесло многократные тяжкие травмы и потенциально нестабильно. Кто знает, что там впереди? А если вы вдруг потеряете психическую уравновешенность? Станете параноидальным шизофреником, способным читать мысли?

Холл побледнел. Теперь у него был вид, словно ему саданули под дых. Этот леденящий кровь сценарий ему даже в голову не приходил.

– Или могущество вас переменит? – продолжал Гердлер. – Власть портила хороших людей и прежде. Так что потенциально вы – психически неуравновешенный ядерный боеприпас, уверяющий меня, что самодетонация ему не грозит. Я верю искренности ваших чувств, когда вы говорите, что не станете выпускать джинна из бутылки. – Он горестно тряхнул головой. – Но ставки тут слишком высоки, чтобы оставить все, как есть. Не уверен я в том Нике Холле, которым вы станете через год. Да и вы тоже, – кивком указал он на пленника.

Гердлер прав, осознал Холл. Он слишком потенциально опасен, чтобы жить. Значит, его смерть пойдет на благо общества? Оспаривать это он не мог.

Но его инстинкт выживания оставался слишком силен. Он не мог поставить крест на своей жизни лишь из-за того, кем может стать, что может олицетворять. Может, это и правильно с точки зрения этики, но он на это не способен. Так что он будет бороться за выживание до последнего вздоха, даже понимая умом, почему не должен оказывать ни малейшего сопротивления.

Он снова стал живым примером урока, который Меган Эмерсон почерпнула из бродвейской пьесы. Ее эффекта злой. При взгляде с одной стороны, Джастин Гердлер – герой, не чурающийся своего долга, как бы омерзителен тот ни был, устранить вероятную угрозу безопасности цивилизации. При взгляде с другой, Холл – невиновный, казненный без суда безжалостным самодуром. И Ник не мог не заметить, что Гердлер – герой с куда большего числа точек зрения, чем он.

В отличие от Альтшулера, у полковника в шкафу имелись крайне неприглядные метафорические скелеты. В общем и целом, он хороший человек, вынужденный слишком уж часто принимать невозможные решения, принимать которые не следовало бы никому; но в личной жизни от отнюдь не ангел. Порядочность Альтшулера почти не запятнана, а вот у Гердлера в прошлом немало серых пятен.

Однако нет ни малейших сомнений, что вынужденная необходимость убить Холла оставит на его душе психологические шрамы, которые никогда не исцелятся, равно как и в том, что Гердлер жаждет излить свою ярость за то, что его поставили в эту ситуацию, – на Джона Деламатера. Вот уж здесь убийство доставит ему удовольствие. Даже упоение.