За то короткое время, что ты был в моей жизни, ты стал мне дороже всех на свете. После того, как вчера ночью мы позанимались любовью (ну, в пределах возможного для раненой неандерталки) я испытывала непреодолимое желание сказать, что люблю тебя. Я совсем сбрендила? Я напугана, Ник. Я еще никогда такого не чувствовала. Я влюбилась в тебя чересчур сильно и чересчур быстро.
Я говорила тебе, что напугана? Забавно, меня пытаются схватить или прикончить уже несколько дней, но собственные чувства пугают меня куда сильнее этого…
Я так счастлива, что ты избавился от этого псионического проклятья. Скоро твоя жизнь войдет в колею. Ты станешь знаменитейшим из знаменитых, а поскольку ты больше не будешь парией, то сможешь получить любую женщину, какую захочешь. Я помню, как ты сказал, что больше не любишь Алисию, но подозреваю, что это вроде как зелен виноград, потому что ты знал, что в прежнем состоянии больше не мог поддерживать с ней отношений.
«Что еще за Алисия? – озадачился Альтшулер. – И что Меган подразумевала под „раненой неандерталкой“?» Он начал было думать, что хорошо знает Ника Холла, но, оказывается, не тут-то было. Впрочем, сейчас не лучший момент для таких вопросов, решил он, и продолжил чтение:
Это не твоя вина, Ник. Ты невероятен. Веселый. Умный. Героический. Каждая девушка может только мечтать о таком. Но это становится чересчур реальным и чересчур быстро. Ты знаешь, что я думаю о женитьбе. Мои родители когда-то страстно любили друг друга, а кончилось все горечью и взаимной ненавистью. И я уж не говорю о случившемся вчера вечером. Так что, быть может, люди не созданы для женитьбы.
Но когда я с тобой, я уже не верю в это. Ты как наркотик, меняющий сознание. И я боюсь, что это может скверно сказаться на моем здоровье.
Кроме того, быть девушкой, с которой знаменитость встречалась до того, как прославиться, просто оказавшейся в нужном месте и в нужное время, а потом быть отброшенной в сторону ради кого-нибудь получше, не в моем стиле.
Так что я ухожу. Мне нужно время, чтобы вырваться из зоны твоей харизмы. Время поразмыслить. Да и тебе тоже нужно время.
Не тревожься, я буду отмечаться у Эда Коуэна каждые пару дней. Я взяла часть твоего покерного выигрыша, чтобы залечь на дно до поры, пока он не скажет, что уже можно поднять голову без опаски. Может, однажды я соберусь с духом позвонить тебе и узнать, как ты поживаешь. Но, подозреваю, в ближайшее время это будет слишком больно.
Удачи тебе, Ник. Ты замечательный человек, и я желаю тебе только самого лучшего. Я знаю, что на днях буду читать и смотреть о тебе все подряд.
С самыми теплыми воспоминаниями,
Меган
Альтшулер поднял глаза от письма. У Хезер глаза были на мокром месте, а Холл по-прежнему выглядел, как мокрым мешком накрытый.
Алексу оставалось лишь догадываться, что чувствует Ник. Что он сам бы почувствовал, если б Хезер ушла из его жизни как раз тогда, когда у них все так замечательно сложилось? Что он чувствовал бы, если б знал, что сам в этом никак не повинен, что причиной всему то, что она просто влюбилась в него слишком крепко? Какая брутальная ирония… Насколько же горькая пилюля…
И вдруг, прямо на глазах у Альтшулера, выражение Ника от крайнего уныния в мгновение ока сменилось яростью.
– Ждите здесь! – бросил он, подскакивая с кровати и по-прежнему без рубашки устремляясь к двери.
Пропустив его слова мимо ушей, Алекс и Хезер ринулись следом.
Холл направился прямиком к Эрику Трауту, несшему ночную вахту, пока его напарник спал, и ожидавшему скорой смены.
– Что-нибудь интересное случилось вчера ночью или нынче утром? – ядовитым тоном осведомился Холл.
Траута это застало врасплох.
– Нет. Тишь да гладь.