Зверь

22
18
20
22
24
26
28
30

Информация жадно ввинчивалась в мозг против воли, рука с чашкой чёрного кофе застыла у рта — Эллен забыла сделать глоток. Он пережил трагедию, и Барр как никто могла понять всё, что он испытал. Слишком много общего, слишком много параллелей. Эллен была рада, что уехала, не прощаясь, и лёгкий интерес не успел перерасти в привязанность, основанную на влечении и схожей боли потери — то есть ни на чём здравом.

— Бедный-бедный, — вздохнула Лилит, кажется, проникаясь к Бишопу ещё большей симпатией.

— Где здесь можно снять жильё? — Эллен оборвала их разговор. Она закончила с обедом и встала из-за стола. Слушать пересуды об Адаме и смотреть, как Лилит растекается лужей от звука его имени отчего-то было ужасно мерзко.

Наверное, Эллен взглянула на Лилит волком: та промолчала и, гордо задрав подбородок, ушла убирать стол. Мария объяснила ей, как пройти к дому женщины, которая сдавала комнаты приезжим. Комната должна быть свободна — никто, кроме Эллен, за эти дни в город не прибывал.

Глава 6

Архивариус красноречиво закашлялась, напоминая о времени. Эллен досидела до положенных пяти вечера, но в поисках продвинулась мало — чтобы перелопатить все коробки за прошедшие семь лет, понадобится три-четыре полных рабочих дня, не меньше. Ещё час Барр провела в участке, дожидаясь шерифа: она хотела узнать, как продвигаются поиски машины и есть ли данные о Нэйте в полицейских базах, которые Нильсен обещал поднять. Эллен надеялась, что фото найдётся хотя бы там.

Начинало темнеть. Дважды отказавшись от растворимого кофе, который предлагал ей дежурный, она решила добраться до съемного жилья, чтобы успеть до темноты. С шерифом она переговорит с утра. Мария дала ей ориентир — маленькую часовню в конце улицы, и Эллен упрямо топала на её облезлый купол, стараясь поменьше смотреть вокруг.

Если главная площадь была маленькой, но уютной, чистой и при должном уровне фантазии могла напомнить площадь маленького городка старой Европы, то за её пределами всё круто менялось. Пустые коробки построек перемежались запущенными жилыми домами с бледно-желтыми квадратами окон. Мрачно, тихо, глухо. Сломанные заборы, разбитая дорога и мусор, который сквозной ветер гонял по обочинам — казалось, здесь жили свиньи или люди, старавшиеся лишний раз не вылезать из дома. Эллен не могла понять, что ими руководило: страх или желание не сдохнуть от тоски при виде такого пейзажа. Но страх чего? Неужели действительно зверья здесь больше, чем людей? Барр вспомнила предупреждение Адама о том, какой сброд порой нанимается на лесопилку и невольно огляделась по сторонам, крепче сжимая в руках чемодан.

Липкий страх забирался под куртку вместе с холодом ночи, Барр дернула плечами, стараясь отогнать навязчивое чувство. Она была уязвима. Она была как на ладони на этой пустынной, узкой улочке, утопающей в грязи. Хотелось плакать от беспомощности. Эллен была бы так рада видеть рядом Бишопа, ощутить это необъяснимое спокойствие рядом с ним, малодушно спрятаться за его спину, но выбор сделан и назад пути нет. Остаётся надеяться только на себя, в общем, как и всю сознательную жизнь.

— Соберись, трусиха, — Барр вслух отругала себя и, стиснув зубы, двинулась вперёд.

Нырнув в прогал между кирпичных стен, Эллен, наконец, увидела часовню. До дома из ветхого жёлтого кирпича, где сдавались комнаты, было всего ничего.

Барр замедлила шаг. Сомнения напали на неё стаей жалящих ос: она снова поступила опрометчиво, поддавшись эмоциям и не разузнав ничего заранее. Здесь было гораздо хуже, чем на лесопилке: там был относительный порядок, охрана на КПП и люди, не желавшие ей вреда. Здесь же всё шло по наклонной. Можно кричать до срыва голоса и никто не явится на помощь, Эллен была уверена в этом. Кем могут оказаться её соседи? Мысли разрывали голову, виски противно заныли, Барр остановилась, перехватить чемодан другой рукой, и краем глаза заметила движение.

К часовне шёл парень. Худощавый и высокий, у него были тёмные, спутанные волосы и длинная, свободная одежда, которая походила на сутану или плащ. Он бросил на неё быстрый взгляд и нырнул в тёмный дверной проём. Пальцы разжались сами собой. Эллен выронила чемодан прямо на мокрую землю.

— Нэйт! — она крикнула, и звук её голоса эхом разнесся вдоль переулков, вспарывая гробовую тишину.

Эллен не видела толком его лица, но в его резких, рваных движениях было что-то необъяснимо знакомое. Она бросилась следом, толкнула ветхую дверь, чуть не ввалившись внутрь, и застыла на пороге. Внутри не было ни души. Часовня была давно заброшена. Длинные скамьи выдраны с корнем и наверняка давно ушли на растопку. Узкие окна-бойницы покрылись толстым слоем грязи, а единственным источником света была пробоина в потолке. Дощатый пол местами сгнил и обрушился, идти дальше было опасно — она рисковала провалиться в подвал.

Парня здесь не было. Эллен открыла рот, чтобы позвать ещё, но захлебнулась воздухом, взглянув прямо перед собой. На алтаре горели две свечи. Казалось, она сходит с ума или на той чертовой военной базе когда-то распыляли галлюциноген; Эллен почувствовала, как резкий порыв сквозняка растрепал ей волосы и затерялся в щели приоткрытой двери, превратившись в глухое рычание и свист. Остро ощущалось чужое присутствие. Барр сорвалась с места и помчалась прочь. Схватив вымазанный в грязи чемодан, она ринулась, не оглядываясь, к первому дому, где горел свет.

Тело била крупная дрожь, и руки едва слушались, когда она лупила ладонями по окнам и двери. Эллен тщетно пыталась взять себя в руки — безотчетный страх словно вытравил из головы остатки разума. Похожее чувство мучило её в пустом доме родителей, когда она пришла разбирать их вещи и нашла записку от Нэйта. Он предупреждал не искать его. Боже, лучше бы она послушалась.

Она явно ошиблась адресом. Дверь отворилась на расстоянии толстенного замка-цепочки. Внутри было темно, и белое лицо старухи напоминало выплывшую из чёрных облаков луну. Её блеклые глаза впились в Эллен, а губы зашевелились, обнажая редкие пожелтевшие зубы, но Барр не услышала ни звука.

— Мне нужна комната, — сказала Эллен, заранее зная, что не ступит за порог этого дома. Женщина продолжила смотреть. Рот её вытянулся в тонкую линию, прежде чем выплюнуть необъяснимый набор слов.

— Зверь возвращается. Чужая накликала беду. Уходи.