— Я рада, Тай.
— Но тебе тоже больно.
— Конечно. Ты к этому приложил немало сил.
— Боюсь, дело не только в этом. Я нравлюсь тебе, несмотря на всю ненависть. Но я верю, что ты мечтаешь меня убить. Наверное, ужасно непросто чувствовать это одновременно.
Отрицать бессмысленно. У меня сбивалось дыхание от его близости, а внутри зрела истерика от невозможности.
— Уверена, что это остатки реакции. Ты сам говорил.
— Может, и остатки. Слишком мало сведений об этой связи, чтобы говорить наверняка.
— Значит, они пройдут.
— Пройдут…
С каждой фразой он приближался на миллиметр, а на последнем слове коснулся моих губ. Прижал собой еще сильнее, я, сдавшись, обхватила его руками за шею. И невозможность внутри взорвалась, лопнула и потекла по венам. Ядовитая, невыносимая, еще секунду назад недопустимая, но теперь лишающая воли.
Он старался целовать мучительно, медленно, но надолго его не хватило — уже через несколько секунд напор стал таким, что я забыла, где я и что он. Открыла рот, впуская его язык. Возбуждение захлестнуло так сильно, что я не могла сдержать стонов. А он все целовал и целовал. Сильный — он мог бы сломать меня пополам, если бы захотел. Нежный — я физически чувствовала, как он сдерживается, пытается быть ласковым, но долго не получается — срывается, сжимает сильнее, вдавливает меня в себя до боли, а потом заставляет себя замереть, одуматься и снова целует нежно. Любящий — бесконечно, страстно, безраздельно, так, как вообще вряд ли можно любить. Так сильно я ощущала теперь всего его, что неизбежно отвечала. Как если бы сама его любила под воздействием той ж самой связи — когда жизнь отдашь, не задумываясь, когда все планы летят к дерьякам под хвост, когда нет ничего важнее его, когда разделяешь с ним каждую эмоцию и стократно увеличиваешь ее. И когда нельзя представить ничего важнее его поцелуя, нашей первой, самой важной ласки. И именно это твердое понимание навело на новую мысль. Я оттолкнула Тая, он рвано дышал, но посмотрел в мои глаза, повинуясь моему желанию.
— Тай, — мое дыхание тоже подводило. — Сделка… ты не сможешь от нее отказаться! Ты много зла уже причинил, но просто остановись и останови все это безумие. А я… воссоздам связь со своей стороны. Ведь ты же чувствуешь! Это полное, абсолютное счастье. Мы будем всегда вместе, только представь — мы станем так сильны и самодостаточны, что нам не нужен будет весь мир! Ведь ты чувствуешь…
Он отступил так резко, что я едва не упала. Смотрел в пол:
— Дая, есть вещи важнее личного счастья.
— Что именно? — меня привели в ярость и его неожиданный отказ, и все еще кипящая недавней страстью кровь. — Геноцид? Уничтожение человечества? Ты этого хочешь?
Теперь и он посмотрел со злостью, но ответил тихо:
— Всего лишь права жить, которого нам не дали.
— Кому не дали? Оборотни получили это право! Все, кому не надо снимать кожу с младенцев на глазах у матерей!
— Все ли?
— О чем ты говоришь?