…Его привели в чувство жуткий, нечеловеческий смех над головой и ощущение страшного дискомфорта во рту. Будто засунули ему в рот против воли горсть камней, и теперь ему с ними жить… Жить! Как ужаленный, Гриценко вскочил на ноги. Сон, прочь дурной сон!.. Ан нет — все те же безобразные хари вокруг. Ржут, потешаются над ним что есть мочи. «Тьфу, вот напасть какая!» — хотел было плюнуть на них Гриценко, да посторонние предметы во рту не дали. Серега открыл рот, давай спешно его ощупывать — а там зубища, как у волка! Братия, собравшаяся вокруг, еще пуще заливается. Гриценко кинулся к громадному, от пола до потолка, окну, словно тетрадный лист, в частую клетку. А в тех клетках — мозаичное отражение комнаты, ее простоватого убранства: голые, в неопрятных пятнах стены, с десяток обычных кухонных столов со стульями, расставленных в беспорядке по комнате, тумбочка с допотопным проигрывателем «Аккорд-301», круглые часы в левом углу, показывающие двадцать минут первого… И хоть бы одно отражение кого-нибудь из тех, кто сейчас присутствовал здесь! Хоть бы одного его, Гриценко, отражение…
— Как же я теперь бриться буду? Ни черта ведь не видно! — всерьез озадачился Гриценко, чем вызвал новый приступ веселья у собравшейся возле него братии. И людьми-то их язык не поворачивался называть. Голые, все сплошь в продольных, точно лампасы, красных полосах. Глаза белые, без зрачков, клыки белые, без грехов… Коровина Серега опознал по черным густым бакенбардам. Остальное все то же — клыки и продольные красные полосы. У-у-у! Голова у Гриценко резко закружилась, очертания лиц и предметов поплыли, будто от внезапной потери сил или крови, и он рухнул к ногам нелюдей.
— С пробуждением, Гриц! — ухмыльнулся Коровин, и все в который уже раз захохотали.
— Шо цэ було? — только и смог вымолвить еще не до конца пришедший в себя Гриценко. Он лежал на дощатом полу, над ним опрокинулось с полтора десятка препротивных харь, разукрашенных красными полосами. Все неузнаваемо изменились. Так, Гриценко едва узнал Ягру: парик на ее голове приобрел красновато-розовый оттенок и теперь стал похож на капроновые волосы старой дочкиной куклы. У Шабар вообще пропали волосы. Точнее, исчезли под ярко-красной шапочкой, плотно обтягивающей ее голову. Вдобавок шапочка была щедро усыпана белыми крапинами, отчего стала похожа на… «Ну вылитый мухомор!» — кисло усмехнулся Гриценко. Улыбка у него вышла на редкость жалкой и вымученной. Да и до веселья ли ему, когда вокруг столько жутковатого народца, среди которого все поголовно — с клыками, торчащими из-под тонкой верхней губы?
Коровин, усмехаясь на свой лад — нагловатой, самодовольной улыбочкой, — протянул руку и помог Гриценко подняться.
— Ну, как первые ощущения, Гриц?.. Шея не болит?
Гриценко отрицательно помотал головой: нет, шея не болела. Серега ее вообще не чувствовал. Хуже — он не мог понять, что происходит со всем его телом. Оно казалось ему замороженным, как десна после обезболивающего укола. Все тело — сплошная замороженная десна. Полное отсутствие каких-либо ощущений, кроме… Да, ему это не кажется, он отчетливо уловил это нечто, казалось, едва-едва зародившееся в нем, а теперь растущее с пугающей скоростью. Страшно! Ощущение такое, будто тебя изнутри гложет… пустота. Пустота, требующая срочного выхода наружу или срочного самоустранения. Или заполнения чем-то. Как голод, как жажда! Но, боже мой, Гриценко понятия не имел, чем нужно заполнить его пустоту — неведомую, таинственную, алчную… Серега схватился за голову.
Ему вдруг пришла мысль, что возникшее в нем необычное ощущение пустоты… эта странная довлеющая над ним изнутри пустота имеет имя. Имеет смысл, каким бы он ни был абсурдным и жестоким. И этот смысл — в утолении… В Гриценко продолжала крепнуть уверенность: пустота в нем сродни голоду.
Гриценко был твердо уверен: его пустоту нужно немедленно накормить, ублажить, принести ей в жертву кого угодно, что угодно, но как можно скорей заткнуть ей глотку, набить желудок, иначе Гриценко несдобровать, не спастись, не унести ноги, иначе его я-пустота сожрет его со всеми его страхами и потрохами, с его душой и его кровью. Его пустота…
Гриценко чувствовал, смутно догадывался, как его предупреждают о смертельной опасности, что если он вздумает и дальше медлить, телиться, волынить, шланговать, тормозить, забивать х… на эту свою пустоту, она неминуемо разорвет его в клочья и заявит миру, что она, исключительно она, а не кто-либо другой и даже не сам Гриценко (то есть вовсе не тот, кого за Гриценко традиционно принимает его разум, рассудок, сознание и т. п.), и есть истинная Серега Гриценко — порожденная его пустотой…
Короче, голод кровожадной пустоты нужно было срочно утолять. Поэтому Гриценко, повинуясь чувству, с каждой секундой крепнущему в нем, чувству, сравнимому с инстинктом самосохранения, сказал с легким хрипом в голосе: — Крови мне.
Сказал, сам не поняв смысла сказанного. Зато вокруг все опять дружно грохнули от хохота, видимо прекрасно поняв, о чем идет речь.
— Крови Грицу! — насмешливо воскликнула Ягра.
— Крови!! — нарочито грозно закричала Шабар.
Хохот не утихал. Смеялся даже Коровин, отчего бакенбарды на его полных щеках ходили ходуном.
И тогда Гриценко осенило. Он вздрогнул, опустил голову, потом вдруг вскинул ее, немного ссутулившись, и ненавидящим взглядом ошпарил Коровина:
— Ты хочешь сказать, сволочь, шо я теперь вампир?
— Нет, ты вурдовамп, — спокойно возразил Коровин, никак не отреагировав на оскорбительный Серегин тон. — Только в грубом приближении нас можно причислить к вампирам — мы так же, как они, питаемся кровью людей. Но такое сходство можно принять, повторяю, только в грубом приближении…
Коровин неожиданно наотмашь ударил по лицу близко подошедшего к нему Гриценко. Удар оказался настолько сильным, что Серега, как мячик, улетел в противоположный конец комнаты и неловко плюхнулся на пол. Пока он, невнятно бормоча, очухивался, вставал на ноги, Коровин как ни в чем не бывало продолжил: — И все же мы высшая раса. В отличие от вампиров мы не боимся солнечных лучей, потому что днем, подобно оборотням, принимаем людское обличье, усваиваем привычки и наклонности тех, кто ночью становится нашей пищей…
Во второй раз Коровин не стал бить шагнувшего к нему Гриценко. Коровин сказал:
ebooksa