Сопротивление бесполезно!

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты что ж делаешь, идиот?! — на том конце провода раздался возмущенный голос Спинова. — Дочь до смерти напугал!

— Я тебе говорил, а ты не верил: я вурдовамп!! — пришел в бешенство Гриценко и едва не разгрыз телефонную трубку.

— Лечить тебя надо! — не сдавался Спинов.

— Чем, осиновым колом?!

— Не знаю… Что ты собираешься делать? — Сашка неожиданно заговорил тихим, усталым голосом.

— Мстить.

— Что?! — вновь сорвался на крик Спинов. — Вампиры мстят?!

— Мне плевать на остальных! Для меня это… Як его?.. Во! Дело чести — перегрызть горло тому подонку, шо бил меня клюшкой по башке!

— Ты уверен, что хочешь смер… отомстить тому мальчику? — подумав минуту, спросил Спинов.

— Мальчику?! Бачил бы ты того мальчика! — Гриценко орал, словно лаял. Потом вроде как успокоился, царапнув клыком по пластмассе, недовольно засопел в трубку: — Шо ты имеешь в виду, Спинов?

— Ну, может, ты на нем хочешь сорвать злость, а виноват по-настоящему другой?

— Шо-то я тебя не пойму, Спинов. Ты шо, хочешь выгородить того ублюдка?! — рявкнул Гриценко и, в сердцах двинув пудовым кулаком по несчастному телефону, продолжал орать в испуганно запипикавшую трубку: — Только потому, шо я вурдовамп?! Не мешай, Спинов! Не вздумай вставать мне на дороге! А то я и твою кровушку высосу!..

…На солнце словно вспышка случилась: глаза Сереге выжигал ядовитый желто-зеленый свет, от которого, точно круги на воде, разбегались радужные кольца. Они засоряли собой Серегин взгляд, разбивали его ясную целостность, явившуюся ему всего на несколько дневных часов, но, столкнувшись друг с другом, тонули во взгляде, раскаленными обручами падали на дно и без того воспаленного Серегиного сознания.

Вурдовампы, взяв Гриценко в кольцо, посадили его лицом к будто разлинованному в клетку окну. Солнце и в самом деле жарило нещадно, чтоб ему пусто было! А может, во всем виновато окно? Может, в нем не простое, а увеличительное стекло? Тьфу, вот напасть! Тут еще Коровин с дурацкими угрозами…

— Где твоя дочь, Гриц? — Коровин подошел сзади к Гриценко, неподвижно сидевшему на стуле. Старый вурдовамп склонился над Серегой, коснувшись бакенбардой его левой щеки. — Где твоя дочь, я тебя спрашиваю?! — Коровин зашипел громко-громко, как гусь.

— В надежных руках, — ляпнул невпопад Гриценко. Наверное, жгучее солнце так на него подействовало.

— Что?! Ты пренебрегаешь нашим обществом?! Все слышали: Гриц презирает нас! — Коровин грозным взглядом обвел присутствующих — его глаза сверкнули радостным яростным огнем, не обещавшим ничего хорошего не только Гриценко, как изваяние, застывшему на стуле.

В полуденный час среди собравшихся здесь, на втором этаже старого деревянного дома, было немало тех молодых и праздных, что позапрошлой ночью были загрызены вурдовампами в гольф-клубе на Чугуевском. Теперь они сами стали нелюдями, теперь они сами были не прочь напиться человеческой крови, дай только дождаться ночи…

На вид еще совсем молодой, толстый здоровяк с бритой головой (на самом деле — почти двое суток как мертвец, которого Гриценко в жизни окрестил Лысым-толстым) ковырялся в носу. Значит, где-то рядом должны были ошиваться еще двое — Прилизанный и Бейсболка.

Тем временем, не вынимая пальца из носа, Лысый-толстый вдруг выпалил: