Но сегодня мне уже пришлось выслушать одну оду себе любимому, поэтому я нервно рассмеялась. Вышло громче, чем следовало, даже Манор оглянулся, но я быстро сделала серьезный вид, чтобы он не подумал, что мы с Саидом обсуждаем его.
— Анна, твой смех обиден.
На лице Саида появились красные пятна от волнения, а в глазах действительно обида.
— Прости, просто у меня сегодня странный день, я уже второй раз слышу самохвальные речи.
Чуть крепче сжала руку мужчины и посмотрела на него раскаивающимися глазами.
— Чего от тебя хотел монарх? — нахмурился друг, сразу поняв о ком я.
— Поговорим об этом дома, — сказала я, показав взглядом на Манора.
— Знаешь, Анна, я еще никогда так не рвался домой, как сегодня, — вздохнул Саид. Всего на мгновение в его взгляд промелькнула тоска и пропала. Он стал смотреть строго вперед, а его лицо приобрело суровое выражение.
— Саид, может, мне съехать? — заикнулась я, потому что в душе опять проснулась жалость к другу. Зачем его мучить своим присутствием, если есть куда переехать? Конечно, делать мне этого не хотелось, рядом с Саидом я чувствовала себя под надежной защитой, но я готова была отринуть эгоизм ради спокойствия дорогого для меня человека.
— Нет, — резко ответил князь, но потом добавил: — Не сейчас, когда тебе угрожает опасность. Обо мне не беспокойся, я не юнец, который не может справиться со своими чувствами. Ты мне веришь, Анна?
— В моей жизни не так много людей, которым я доверяю безоговорочно: дед, Двэйн и ты, Саид.
Настала моя очередь вздыхать. Так хотелось пожаловаться другу на Августиана, на его гадкое предложение и шантаж, но я мужественно терпела.
— Спасибо, Анна, для меня это много значит. Я никогда не предам тебя.
Саид порывисто поцеловал мою руку и дальше мы уже шли молча, думая каждый о своем.
Как и следовало ожидать, тюрьма располагалась далековато от дворца и в самом нищем районе города. Внимание людей раздражало. Если в богатых кварталах народ был более гордый и воспитанный, то в бедняцких на меня показывали пальцами, нагло пялились открыв рот, а то и лезли под колеса, стремясь лучше рассмотреть. Вот когда я пожалела, что здесь нет закрытых карет, только коляски с навесом от солнца, в одной из таких мы и ехали. Хорошо хоть никто не отпускал грубых слов и пошлых намеков, но за это надо благодарить Пазыла и его людей, которые разгоняли кнутами особо наглых и любопытных проходимцев.
Тюрьма находилась в крепостной стене, точнее, она к ней вплотную примыкала. Имела два наземных этажа и еще на два уходила под землю. Снаружи она выглядела, как неприступный форт, ни окон, ни дверей, только глухая стена и натыканы трубы воздуховодов. Через такую разве что мышь сбежит. Вход в зиндан находился наверху. По мере подъема на стену, а потом спуска к темницам, Манор объяснил принцип, по которому сажают в камеры. Всё было просто, чем тяжелее совершенное преступление, тем глубже тебя помещали. Неудивительно, что и советник, и та служанка сидели в ямах для смертников. Хотя скорее плавали, потому что яма была примерно на локоть заполнена водой и нечистотами. Запах стоял жуткий. Еще пока мы спускались, степняк пару раз ехидно спросил у меня, хочу ли я все еще поговорить с предателем? Я настаивала — он мрачнел и вел дальше. А я радовалась, что он идет впереди и не видит, как я вздрагиваю от каждого крика боли или душераздирающего стона, которые раздаются из ям и камер. Саид еще крепче сжимал мою ладонь, а в самом низу и вовсе подхватил на руки.
— Здесь крысы, — тут же объяснил он свой поступок. И я промолчала, потому что прекрасно слышала их мерзкий писк.
Внутри ямы темно, но гадкий Манор специально опустил сквозь решетку факел, чтобы я смогла «полюбоваться», что делали с государственными преступниками в степи. Зрелище жуткое. Бывший советник сидел прямо в воде, не замечая ни плавающих фекалий, ни крыс, ловко карабкающихся по стенам. Я же не понимала, почему этих тварей здесь так много, будто их специально подкармливали. А может, их привлекала кровь, которая сочилась из мелких и крупных порезов на мужчине. Он осторожно придерживал левой рукой правую ладонь, на которой не осталось ни одной целой кости. Мне это прекрасно видно сверху и даже в неярком свете факела. К горлу подкатила тошнота, а в глазах замерзли слезы. Мне понадобилась пара минут, чтобы совладать со своими эмоциями.
— Господин бывший советник, — позвала я мужчину, запоздало вспомнив, что даже не знаю его имени. — Вы меня слышите?
Пленник поднял голову, демонстрируя избитое лицо и цепкий, несломленный взгляд. И я вспомнила его, вчера он так же находился среди свиты Джанжуура. Вот только вчера эта был подтянутый немолодой, но еще привлекательный мужчина, а сегодня грязный избитый старик.