Элизабет испуганно протягивала руку к его спине.
— В чем дело, дорогая? И только потом догадался, что шокировало его мимолетную возлюбленную.
— Джордж — у вас… у тебя… эти шрамы… — с каким-то растерянным испугом ткнула она наманикюренным ногтем ему под лопатку. — Великий Боже! Что это?! Это же… я видела такое у старых рабов!
— Да, Элизабет, — медленно произнес Юрий. — Это следы от плетей… Ими меня били в тюрьме, куда я попал, будучи еще юным и наивным, за то, что читал не те книги и говорил не те речи… Сейчас такие речи свободно говорят в нашей Думе, хотя это не важно. В тюрьме я все еще посмел считать себя человеком, и когда надзиратель решил ударить меня в морду… да, в морду, у арестантов же лиц нет — только морды. Я перехватил его руку.
— И за это тебя… как негра?.. — сдавленно произнесла она.
Он чуть кивнул головой. Рассказать ей в подробностях? Не надо, наверное. Скучно рассказывать. Да и помнит он плохо.
При порке, память удерживает только до двадцатого, край до двадцать пятого даже удара, а потом… Красный туман и остается только желание умереть…
— Мне дали девяносто девять плетей… — вымолвил он. — Почему не сто? Потому что по Тюремному уставу начальник тюрьмы собственной властью может назначать только до ста ударов: на сто и больше требуется уже разрешение от товарища министра внутренних дел… Извини Лиз, что огорчил тебя…
— Бедный… бедный мой, — порывисто приобняла его американка, выбравшись из-под одеяла.
Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. А затем несколько невпопад, но с искренним чувством добавила:
— Да, правильно говорил мистер Марк Твен про вашего царя: если для того, чтобы сбросить такое правительство, нужен динамит, то он за динамит.
Лиз вздохнула.
— Я… пойду. Мы же еще увидимся, ведь правда?
Он только кивнул…
Спустя минуту после того, как Элизабет покинула каюту, скрипнула дверь гардеробной.
— Она уже ушла? — зачем-то спросила госпожа Кнорринг, ничем не выдавая своих чувств.
— Да… Елена… простите… — выдавил он из себя. — Это было…
— Вам не за что извиняться, Юрий, — грустно улыбнулась девушка. — Вы мне ничем не обязаны, это я вам обязана вам и вашей доброте… Я же перед вами в неоплатном долгу за то, что вы для меня сделали. А эта… сударыня… для нее это, как я сама слышала, дорожное приключение. Она ведь даже не подозревала, что здесь есть свидетели…
«О Господи, она
Они молчали и смотрели друг другу в глаза. Любые слова были бы сейчас излишними. Вот эта недосказанность, точно стена из стекла, разделяла их, и было боязно первым нарушить это грустное молчание.
ebooksa