— Какой вопрос. С удовольствием, в любое время дня и ночи. Но загвоздка не во мне, а в Маринке. Я вовсе не уверен, что она рада будет меня видеть.
Ашот закивал.
— Это точно. Она сильно на тебя обижается.
Я поперхнулся коньяком.
— Она? Она-то почему? Не я сбежал со свадьбы. Мне надо обижаться.
Ашот состроил какую-то гримасу и философски заметил:
— Сбегают не только от нелюбимого, но и от нелюбящего.
Я попытался что-то возвразить, но он остановил меня жестом.
— Знаю, знаю. Ты всё для неё делал и делал бы и дальше. Ты красиво ухаживал. Вам было хорошо. Только Маринка однажды сказала мне такую фразу: есть картина, подлинник, и есть её копия, иногда почти неотличимая от оригинала, есть бриллиант, а есть и страз, тоже очень похожие. Так вот, твои чувства к ней она назвала стразом.
Я грустно усмехнулся.
— Сергей, ты мужик смышлёный, но дурак. Ты её не обижал.
И после паузы:
— Но и не любил.
Он встал и, расплатившись, вышел.
Через день я позвонил Марине. Ответила Тамара Давидовна. Я думал, она будет разговаривать со мной сквозь зубы, но, похоже, она, наоборот, обрадовалась. Я спросил, как Марина, и неожиданно услышал, как она плачет в трубку. Я попросил разрешения приехать.
Я накупил, как это принято при визите к больным, целую сумку фруктов, коробку конфет, запасся букетом цветов. Тамара Давидовна и Ашот проводили меня в комнату к Марине. Она была бледна и исхудала. Я не успел ещё ничего сказать, когда она просто прошипела:
— Уходи! Я не хочу тебя видеть.
И отвернулась к стене.
Я попытался что-то сказать, но она, не поворачиваясь, повторила:
— Пожалуйста, уходи.