Мертвая

Мерзко? Отвратительно? Вполне в духе моего проклятого рода, но это же не значит, что я должна… ничего не значит. Пуговицу вот застегну, воротничок поправлю. И улыбнусь пошире. Поклыкастей.

– Не так уж и многое, – Диттер осторожно провел пальцами по моей щеке. – Ты более живая, чем многие и…

Тогда в чем, мать его, дело? В той несчастной безголовой ведьме, которая самоубилась, закрепив проклятье крови? Нет, я понимала, что он к ней неравнодушен был, но, простите, в любовь на века не слишком верю. И… не мое дело. Я – Вирхдаммтервег, а мы гордые люди. Дважды в чужую постель не полезем. Пусть и теплую.

– Я не смогу просто так, чтобы легко и без обязательств. Понимаешь?

Понимаю. Я мужчин подобного типа в прошлой жизни, которая настоящая жизнь была,избегала всеми силами. Уж больно занудны они в своем постоянстве, и смешны, как мне казалось. Теперь… нет,те по-прежнему занудны. И все так же смешны в стремлении соответствовать идеалам общественного мнения, а этот… этот другой. Мой. Личный. Даже если он пока не согласен.

– Это первое. А второе, – он вздохнул и отстранился. – Ты уверена, что это не эликсир твоей сестры?

Что? Какой к богам всем… или… а если и вправду? Я ведь раньше выбрала бы Вильгельма, яркого и слегка ядовитого, так с какой это радости… или плевать?

– Плевать, – я решила вслух.

…мы, Вирхдаммтервег, конечно, гордые, но ещё и настойчивые. И кажется, Диттер что-то такое понял, если отстранился и встал. За письмецо взялся… Ничего. Я подожду. И пока дочитает. И вообще… правда, не слишком долго. Времени у нас не особо осталось. Если, конечно… мысль была в достаточной степени безумна, чтобы хорошенько ее обдумать.

Завтрак проходил весело. Я пила кофе. Диттер жевал черный хлеб, который щедро намазал маслом и возложил поверх розовую пластинку ветчины. Оглядевшись, он увидел соусницу и подвинул к себе. Плюхнул ложку острого томатного соуса, накрыл ещё одной пластинкой ветчины… остывала овсянка. А Вильгельм бегал вокруг стола. Как бегал. Очень быстро ходил, нелепо подпрыгивая на каждом третьем шаге,и полы полосатого халата развевались, позволяя разглядеть и серые подштанники,и серую же форменную рубашку, которая пропиталась потом и прилипла к тощему телу инквизитора.

– Это… это уму непостижимо! – воскликнул он, пнув стул.

Стул был тяжелым,из дуба сделанным, а потому к пинку отнесся преравнодушно. И Вильгельма это, кажется, разозлило пуще прежнего. Во всяком случае шаги он ускорил, а описав очередной круг по столовой, – даже Монк отложил надкушенную булочку, наблюдая за метаниями старшего дознавателя, – остановился у стены. С гербом. Плюнул под ноги.

– Невероятно… чтобы здесь… сейчас… с попустительства короны и такое…

– Я бы сказала, что не с попустительства, – заметила я.

Булочки с корицей сегодня были на диво хороши. Что-то наша кухарка добавляет в тесто, отчего делается оно легким и воздушным?

– …, – от души произнес Вильгельм.

– А при полной поддержке, – и в начинке помимо корицы ощущается легкая кислинка.

Лимонный сок? Я эту женщину время от времени проверяю, просто вот не верится, что человек обыкновенный, всецело лишенный магических способностей, может создать что-то этакое. Вильгельм снова выругался, но уже без прежнего энтузиазма. И опять. И сел на пол.

– А ведь они знали, – сказал он тихо.

– Кто?