– Я ведь и убить могу, – проворчал он, поднимаясь. А подушку так и не выпустил… кстати, спать нагишом – это да… в этом что-то да есть…
– Розы не люблю, – сказала я. – Особенно белые. И лилии терпеть не могу.
– Это к чему?
– Если упокоишь, принеси на могилку фрезии.
– Запомню.
– Лучше запиши.
Он, осознав, что пребывает в виде не самом подобающем для бесед, присел и потянулся за одеялом. А я ухватила за другой конец.
– Могу я… – после сна голос был хрипловатым, низким. – Узнать… что тебе… понадобилось в столь… раннее время?
Подушку сменило одеяло. На инквизитора в одеяле смотреть было не так интересно, и я потянулась, легла на кровать.
– Тебя, – мурлыкнула.
Обычно, мужчины как-то смущались. И этот слегка покраснел. Но выдержал взгляд.
– Зачем?
– Не знаю… – я провела коготком по кровати. – Может, просто так… а может… насиловать пришла?
– Только то?
И бровку этак приподнял, насмешливо.
– А мало?
– Это смотря как насиловать собираешься, с фантазией или без…
– А как надо?
Вообще-то я письмецо принесла, но оно обождет. Вон сколько лет пролежало, и еще полежит, никуда не денется. А тут на меня смотрят так, что в жар бросает,и шепчут громко:
– С фантазией, разумеется… насилие без фантазии – это скучно. От трех до пяти…