Мертвая

– Не будь дураком, она хоть ведьма, но травить и вправду не станет.

От флакона разило магией, темной, недоброй, наверняка, на крови замешанной, но Диттеру этого знать не надобно.

– И если сама взялась помогать,то прими.

Проживешь чуть дольше. Но этого я не сказала. А Диттер, к чести его, не стал притворяться, будто чужая помощь ему без надобности. Флакон принял и спрятал в нагрудном кармане, добавив:

– Я все равно доложить обязан.

– Докладывай, мне-то что?

Старуха выпутается. И он прекрасно это знает, оттого и злится, а ещё устал зверски. Вон, глаза трет, зевает… это мне сон без надобности, а люди, они куда слабее. На обратной дороге Диттер заснул. Съехал, свернулся на сиденье калачиком… такой беззащитный, что просто прелесть какая… я не удержалась и погладила дознавателя по волосам. Устал, бедолага. И… Будить его – преступление, а потому я свернула на Мильгертштрассе, а оттуда – на Кожевенный переулок, теперь, правда, более известный как веселая улочка. Мимо древней пожарной станции, где ныне разместилась больница для бедных, и на старую дорогу.

Мощеная булыжником, она тускло поблескивала в свете фар. Дома терялись в тени,и только в редких окнах виднелись пятна света. Здесь пахло маслом и железом, и ещё копотью. Старые печи жгли уголь, а в огромных ямах, вырытых под домами, скрывались немалые запасы светильного газа. Здесь жили люди, которые не могли позволить себе большего, но еще не подошли вплотную к черте бедности. Бедные в нашем городке вообще не задерживались.

Город закончился внезапно. Вот он был,и вот поля… слева и справа. Впереди виднеется черная кайма леса, над которой нависла слегка обглоданная луна. Цвет она имела желтоватый, сливочный и казалась какой-то неестественно огромной. Я добралась до озера, которое некогда было прудом, но после разлилось, раздобрело, обзавелось кувшинками и той озерной темною водой, которая говорит о коварстве нрава и немалой глубине.

Здесь было прохладно и… Я подняла с пола грязную куртку. Надо будет свозить его к портному… я кое-как куртку отряхнула и набросила на плечи Диттера. Вот так… а то доедем,там в дом идти, он проснется и, как знать, заснет ли вновь? А ему отдыx нужен. Я же… я же просто посмотрю на воду. На круги. И на кувшинки, рассыпавшиеся по воде белыми звездами. Стрекоз вот нет, зато где-то далеко слезливо жалуется на жизнь филин. Взяв шкатулку, я провела пальцами по гладкой ее поверхности. Лаковая. И ни узоров, ни… замка тоже не видно, но это не страшно. Я помню, в подобных бабушка хранила украшения. Не все, конечно, но из тех, которые особенно дороги.

…гарнитур с желтыми алмазами? Нет, там у шкатулки имелась крохотная царапина сбоку.

…или вот рубиновое ожерелье. Крупные камни насыщенного темно-вишневого цвета. И мелкие алмазы, подчеркивавшие цвет…

…еще сапфировое колье… диадема… комплект с изумрудами… украшения остались в семье. Я застраховала их на весьма приличную сумму и отправила в банк.

Эта шкатулка определенно была незнакома. И все-таки…

Я провела ладонью по крышке, прислушиваясь к ощущениям. Усмехнулась, когда зазвенела и лопнула струна сторожевого проклятья. Оно представилось мне этаким сонмом черных искр, которые несколько мгновений окружали шкатулку, а после истаяли, оставив терпкий сладкий аромат кладбищенских лилий. Значит, смертельное. Из запрещенных. Почему-то не удивляло… теперь аккуратно надавить на углы крышки. Постучать по дну… три… два и снова три. Беззвучный щелчок. И крышка приоткрывается. А бабушка явно не слишком доверяла старой подруге, если спрятала пару проклятий внутри. Меня они хватанули за пальцы, но отпустили. И рассыпались. Жаль, структура прелюбопытная. В учебниках я ничего подобного не видела.

Я покосилась на Диттера. Спит… и пузырей не пускает. Вообще спящие мужчины, как правило, выглядят довольно жалко. Помнится, был у меня приятель, который во сне поскуливал и сучил ногами. Еще один имел отвратительную привычку чмокать… кто-то и вправду пузыри пускал… нет, я понимаю, что и сама я вряд ли выглядела столь уж привлекательно, но… время тяну. И любопытно заглянуть, и в то же время не отпускает ощущение, что делать этого не стоит. Я бережно погладила шкатулку.

Бабушка, бабушка…

…дорогая, следует помнить, что никто из них, называющих себя семьей, не искрeнен, – бабушка сидела у окна. Она курила тонкую черную сигару, которую вставляла в тонкий и черный мундштук, и эта конструкция тогда казалась мне верхом совершенства.

Как и сама бабушка. Ведьмы стареют лишь тогда, когда сами решают. Бабушке на вид было чуть за тридцать,и выглядела она куда как привлекательней тетушки Фелиции, которая посмела заявиться без приглашения и не одна, но с противными своими мальчишками. Мол, пусть дети поиграют. Мне нужна компания. Компания мне была без надобности, у меня имелись свои планы на этот день, а пришлось влезать в платье с оборками и притворяться воспитанной леди. А потому мои кузены выводили меня одним фактом своего существования.

Хотя… при прошлом визите Полечка обозвал меня уродкой, а его братец, содрав шляпку, зашвырнул ее в кусты колючего терна. Ныне оба старательно притворялись милыми. Мы терпеть не могли друг друга, но несколько часов играли пьесу на радость взрослым. Взрослому.