Мертвая

– Просто нужно доработать ритуал…

…громкий бой часов разносится по дому, обращая в прах мои воспоминания. Больно. Темно.

– Тише, – бабушка держит мою руку, и сама вычерчивает узор на запястье. – Терпи. Так надо…

Острие клинка вспарывает кожу,и кровь красна. Крови много. Она стекает, обвивая запястье алым браслетом, капли падают в черную уродливую миску, но уходят в днище ее. И становится дурно. Из меня будто тянут силу.

– Терпи.

Бабушка не позволяет упасть.

– Смотри.

Она поворачивает меня к статуе. Кхари в алых одеждах. Ее ноги попирают черепа. В шести ее руках скрывается смерть. На шее ее – ожерелье из черепов. Бабушка берет мою руку и пальцами проводит по разрезанному запястью.

– Не бойся.

Страха нет. Я не знаю, почему должна бояться. В черных глазах богини мне видится обещание покоя. Быть может, вечного, но детей вечность не страшит. Мы идем. Вдвоем. И бабушке каждый шаг дается с трудом, а я напротив ощущаю прилив сил. И оказываясь у самой статуи – она невелика, в две ладони, но сделана столь искусно, что золотое лицо богини кажется живым. И слишком… однотонным? Ему не хватает яркости. Я протягиваю руку и пальцами касаюсь губ.

Так лучше. Намного лучше. Сила наполняет меня. Она темная и сладкая, слаще шоколадного торта. И темнее бабушкиного кофе. От нее кружится голова. И я беру ее в ладони. Она тянется тонкими нитями… она еще во мне. Теплится темный огонек. Дрожит. И я оживаю. Снова. Это неприятно. На сей раз возвращение происходит куда более болезненно. Я остро ощущаю, насколько повреждено мое тело. Нити проклятья пронизали его, а следом, по темным каналам прошелся свет, уродуя то, что ещё не было изуродовано.

…уж лучше бы… боль была явной.

Ненавижу. Найду и голову оторву… инквизитору тоже… с его помощью… Кажется, я застонала. И меня услышали. Прикосновение потревожило мое тело, которое больше не являлось телом как таковым, но представляло собой груду плоти, где с трудом удерживалось мое сознание.

Губ коснулось что-то влажное. Теплое. И… я сделала глоток. А потом ещё один и еще… я глотала горячую живую кровь, и та унимала боль. Раны стремительно зарастали, не скажу, что это было приятно, однако я терпела. И пила. Ела? Не важно, главное, что я возвращалась… я имела право вернуться. Я… была.

– В кого ты такая дура? – ласково спросил Диттер, убирая руку.

Жаль. Я бы не отказалась еще от нескольких глотков.

– Я блондинка, между прочим, – голос звучал хрипло, сорвано.

Надо же… а место все то же. Темный двор. Огонь вот догорает. Забор почти обвалился,и дождь льет темною стеной. Я промокла до капли, кажется, слегка обгорела, но не от керосина…

Диттер вздохнул и поинтересовался:

– Встать можешь?