Мертвая

– И-извините… – донеслось из-за двери.

Кто-то кашлял. Кто-то матерился, незло, но от души.

– Что нужно?

– У… у нас приказ… п-проверять…

– Проверили?

– Да.

– Убирайтесь.

Совету они последовали. Надеюсь,им хватит ума прописать в отчете, что проверки они устраивали, как и положено, регулярно, каждый час или как там им велено, я же включила вытяжку и убрала кастрюлю с печи. И сползла. Присела, опираясь на стену. Чувствовала я себя… нет, не сказать, чтобы совсем уж погано, хотя разумом и всецело осознавала, насколько мне повезло. Просто… слишком много всего случилось в размеренной моей не-жизни.

…и память опять же. Были ли те разговоры, которые вдруг выплыли? Или же разум мой на пороге смерти придумал, сочинил сказку, отвлекая от дел насущных? Не знаю. Я сжала виски ладонями.

– Это ты? – Диттер не стал стучать. – Скажи, почему оно все случилось… вот так, а? Неправильно?

Он не стал притворяться, что не понимает вопроса. Но сел рядышком и взял меня за руку.

– Тебе плохо?

– Плохо.

…леди можно быть слабой, правда, в исключительных случаях, а я… я мертвая. Мне можно.

– Такое… иногда бывает. Знаешь, – его рука была теплой, а сердце билось часто и ровно. – Когда я только начал выезжать… нас готовили. Никто не выпустит неподготовленного кадета в поле… показывали снимки. Рассказывали… мы изучали дела прошлого. Факты. Данные. Пробовали свои силы… результат известен, но процесс… это казалось игрой. Безумно увлекательной игрой. Кто первым поймет, куда бежать, кто получит похвалу наставника, кто… мы полагали себя опытными и умудренными.

…можно и глаза закрыть, пристроив голову на остром плече. А заодно отметить, что ткань дрянного его пиджака влажновата. Значит, переодеваться не стал.

Или не во что?

– …нам думалось, мы изучили все стороны человеческого безумия, – он осторожно погладил меня по волосам. А они тоже мокроваты,и не слишком чисты, благо, в лаборатории темно и вряд ли жандармы присматривались. – Но первый же год… первое дело… мое было в маленьком городке… чем-то похож на ваш,только люди там жили бедные. И темные. Тот год выдался неудачным. Рыба не пришла, засуха случилась, а потом, напротив, зачастили дожди. В результате даже тот крохотный урожай, который удалось получить, сгнил на корню. Вот кто-то и пустил слух, что виноваты ведьмы… семеро женщин… старшей было восемьдесят девять. Самой юной – одиннадцать. Их повесили, а под ногами разожгли огонь… меня стошнило на месте преступления. И второй раз – на вскрытии, хотя до этого я бывал не на одном вскрытии…

Почему-то меня успокаивает эта, чужая по сути история. Мне должно быть все равно, а она успокаивает. Или не она, но ощущение близости человека, причем весьма конкретного человека.

– Я боялся, что меня признают негодным… из храма бы не выгнали, но оставили бы в мелких служках. Мыл бы до скончания жизни полы, полировал статуи или разносил корзины с хлебом… а в то же время боялся, что признают годным и… все пройденные ранее дела, они как бы ожили. В первый год я сходил с ума… не только я… треть всех выпускников уходят именно тогда.