Ольф. Книга первая

22
18
20
22
24
26
28
30

Увидев, что Челеста заканчивает, я кашлянул.

– Иду, – упало громко и четко.

Она испуганно обернулась в сторону звука за закрытым люком, встрепенувшееся тельце быстрее молнии вделось в поднятый с невидимого пола халат. С халата текло. Ах да, я же «подшутил» – включил воду без предупреждения…

Отменив внешние видимость-слышимость и виновато пряча глаза, я вернулся, порылся в кладовке и протянул сухой халат.

– Переоденься. Потом выйди, я тоже хочу принять душ. Так и будем всегда – по очереди. Андестенд?

– Вольо фарэ тутто… пер рендерти мено дура ла вита.*

*(Хочу сделать все… чтобы облегчить тебе жизнь)

Она помедлила немного и тихо договорила:

– Фино алла мортэ.*

*(До самой смерти)

Кажется, дурой себя обозвала, подумал я. Так, во всяком случае, послышалось. С этим ее выводом почему-то очень захотелось согласиться.

Глава 6

Теперь мы ходили по кораблю только в халатах. Челеста вновь вооружилась иголкой и нитками. То, что нитки наличествовали только черные, огорчило девушку. Но ненадолго. Этот солнечный зайчик не умел долго печалиться, злиться или обижаться. Сначала она зашила платье – пусть оно потеряло прежний шарм, но после починки вновь стало вполне носибельным. Затем трудолюбивая искусница меня удивила. Из трофейного запаса застежек-молний Челеста умудрилась создать еще одно платье, сшив боковые полоски вдоль и замкнув начало каждой застежки с концом. Раздвигая молнии и убавляя по нескольку полос, она из длинного платья получала короткое. Делала топик и мини-юбку. Или несколькими не до конца раскрытыми застежками добивалась эффекта рваных джинсов, в данном случае – платья с многочисленными горизонтальными разрезами. Получалось очень сексуально. То, что проглядывало в щелочки, придавало мне заряд бодрости, и руки чесались ответно сделать для соблазнительной прелестницы что-то приятное.

Во время работы Челеста вдруг выдохнула с видом собачки, которая желает, чтоб ее приласкали:

– Соно феличе квандо сьямо инсьемэ.*

*(Я счастлива, когда мы вместе)

Потом девушка отвела взгляд и больше уже не отвлекалась.

Феличе, сказала она. Феличита – это счастье. Выходит, вот оно, женское счастье: тишина, покой и куча тряпок, которыми можно заниматься без отрыва на всякие там учебы и работы.

За прошедшее время я заметил некоторые особенности у своей юнги. Не ее личные, а, скорее, национальные. То есть, для нее абсолютно логичные и естественные, для меня же – странные. Например, когда девушка не знала, что сказать, она тянула непонятное «Бо-о…». При счете пальцы разгибались, а не загибались, как меня приучили с детства. Челеста нервничала при бесполезной утечке воды, пока умывалась и чистила зубы, а при появлении малюсенького облачка прикрывала глаза рукой и надуто произносила: «Ке брутто темпо» (Какая плохая погода). Еще – не стеснялась громко и смачно сморкаться (правда, с этим было покончено после лечения кораблем). Вместо прилежного расчесывания на голове сотворялся «высокохудожественный» беспорядок, и этого девушке было достаточно для хорошего настроения. Желая сказать «Ну что я могу поделать?», она складывала ладошки, будто молится. Еще: она сначала завтракала и только потом умывалась и чистила зубы. А желая показать, что «вкусно», крутила указательным пальцем, уперев его в щеку…

Вернувшись в реальность, я посмотрел на часы – указанное Раей время подходило. Дело восстановления справедливости звало на подвиги.