В секционной Анна зажгла несколько масляных ламп и плотно задернула шторы.
От начисто вымытых столов и инструментов пахло щелоком, мылом и чем-то неуловимо-гадким. Секционную тщательно драили после каждого исследования, и, похоже, это был запах попыток отмыть разлагающиеся тела. Но трупная гниль въелась даже в стены морга. После жасмина вонь казалась издевательством.
– Пойдемте на ледник, за телами, – просто сказала Анна. Как если бы просила принести стул из соседней комнаты. – Только святыню снимите. И оставьте в регистраторской. Рядом с мощами мне сложно работать.
Виктор молча стянул с шеи ладанку, кинул в ящик регистраторского стола, на стопку похабных журналов (а крючкотвор-то наш – большой затейник, судя по обложкам!) и пошел за Анной в ледяной подвал. Собственно, льда там не было – нужная температура поддерживалась амулетами. На магический очиститель воздуха в управе тратиться не стали, ограничились созданием комнаты – ледника.
«Да уж, вот я был бы молодец, если б поломал всю эту магию своей ладанкой! Гниющие трупы, нераскрытые дела, шеф меня точно убил бы, под аплодисменты коллег».
В леднике гадкий запах стал намного сильнее.
Сюда свозили «криминальных» покойников. Тех, кто мирно умирал в своей постели или на больничной койке, родственники хоронили без участия стражи. Зато если причиной смерти был удар топором по голове, или нож под ребра, или еще какая мерзость – мертвец отправлялся в морг управы. Виктор навидался здесь таких изощренных способов умерщвления ближних, что поневоле дивился фантазии подследственных. На войне он навидался всякого, И считал, что сердобольным нытикам, охающим про жестокость обращения с заключенными в тюрьмах и, в особенности, про жестокость смертной казни, стоит регулярно ходить сюда на экскурсии. Сразу сочувствия поубавится.
Война – другое дело. Вот противник, вот меч, все честно. А здесь вся мерзость человеческая выплывала наружу – где развороченным черепом, где сожженными хитрым ядом внутренностями.
Виктору здесь всегда было противно. Сами по себе тела не вызывали у следователя никаких эмоций – это просто улики. Но то, как мертвецы ждали, пока стража разыщет их убийц… Сложенные штабелями на металлических полках нагие тела, бирки с номерами дел, завязанные на запястьях, неровные стежки, которыми сшивали животы после вскрытия, причудливые трупные пятна и жуткий запах…
Было что-то неправильное в этом ожидании справедливости в морге. Вместо того, чтобы чинно покоиться под надгробным камнем, здешние «постояльцы», как их тут называли, застряли между жизнью и смертью в самом отвратительном из возможных мест. Не ад, не рай, не чистилище – просто склад. И неважно, кем ты был при жизни – и нищего, и дворянина сложат одинаково. Никаких заслуг, никакого уважения, ожидание и равнодушие. И все.
Виктор очень надеялся, что ему не придется здесь оказаться в качестве «постояльца». Уж лучше безымянная могила под кустом, чем с инвентарным номером на складе.
В глубине души Виктор был уверен, что адские ледяные или огненные бездны не так страшны, как тишина и полное равнодушие. В аду ты хоть что-то делаешь, хотя бы орешь на сковородке. И черти о тебе заботятся, дровишек подкидывают, знают, кто ты и как нагрешил. В морге ты просто улика, и всем на тебя плевать. Если задуматься – кошмар похлеще любой геенны.
Тела вчерашних жертв, Анжея и Олега, как самые свежие, пока не сложили на полки. Они были рядом, на узких высоких тележках-каталках. Анжей – почти нетронутый, только вокруг раны от ножа следы синей краски. Эксперт орудие убийства примерял, что ли?
Тело Олега лежало на животе, кожа и мышцы шеи в месте перелома были аккуратно разрезаны скальпелем патологоанатома, а потом не слишком старательно сшиты. Все правильно, иначе как бы мастер Николас доказал, что шею он сломал не от удара при падении?
Анна долго и пристально разглядывала тело Анжея из Кошица. Взяла за руку, потерла трупу виски, всматривалась в мертвые распахнутые глаза…
– Этого я не подниму, – обернулась она к Виктору. – Анжей, похоже, исповедался незадолго до смерти. Принял причастие, искренне покаялся в грехах и не успел нагрешить снова. Или, что более вероятно, не раньше месяца назад поучаствовал в ритуале, направленном как раз против возможности поднять его мертвое тело. Болеслав Кошицкий очень предусмотрителен. И очень богат, такие обряды только мой куратор из Академии проводит, а гонорары у него…
Виктор разочарованно вздохнул. Минус один свидетель. Или… Или магичка согласилась провести ритуал подъема мертвецов только для того, чтобы отказать потом «по независящим от нее причинам»? Матерь божья, а я тут без ладанки, наедине с некромантом-подозреваемым, да еще и в морге!
«Áve, María, grátia pléna…», – мысленно воззвал Виктор.
– Прекратите, пожалуйста, мешаете сосредоточиться, – строго велела магичка, – не можете без искренних молитв – покиньте помещение.
– Извините. Я впервые имею дело с черной магией.