Мэри не знала, что теперь сказать. Она, похоже, глубоко оскорбила Беатриче, хотя совершенно не хотела этого делать, но эти эксперименты – они были порочны. Конечно, они же все были согласны с таким определением? Мэри вспомнилась Молли Кин, лежащая в луже собственной крови…
Диана рыгнула и вытерла губы рукой. Мэри даже не одернула ее. Она все еще не находила слов.
– А другие письма – они тоже от моего отца? – нарушила молчание Беатриче.
– Ах, эти, – Мэри была рада сменить тему. – Нет, они написаны на латыни, так что я не имею представления, о чем они. Но на них тоже есть красные печати с литерами S.A.
– Спорим, наша мадам Отрава знает латынь, – сказала Диана.
– Конечно, – ответила Беатриче. – Ведь это язык науки. А печати использовались членами Общества, в том числе и моим отцом, для обозначения официальной корреспонденции. Они означали, что письма нужно открыть сразу по получении и вдали от чужих глаз. У всех членов Общества были такие печати – кто-то носил их на перстнях, кто-то на цепочках. Если позволите, я бы хотела просмотреть эти письма.
– Пожалуйста, – ответила Мэри. И постаралась не отшатываться, когда Беатриче подошла к столу, а вот Диана при ее приближении ретировалась на другую сторону комнаты.
Беатриче подвинула к себе загадочные письма.
– «Societatem ab expelleris…» Оба письма вашему отцу – от президента Общества. Одно сообщает, что он будет исключен, если продолжит эксперименты в избранном направлении. Это первое предупреждение. А второе – видите, шестью месяцами позже, – последнее предупреждение. Как говорится, ультиматум. Мой отец, помнится, упоминал, что опыты доктора Джекилла очень опасны…
– А вы знаете, в чем они заключались? – спросила Мэри. – У меня есть гипотеза…
– Ничего конкретного я не знаю, – сказала Беатриче. – Отец не обсуждал со мной подробностей, просто говорил, что доктор Джекилл работает над преодолением нашей животной природы, чтобы поднять человека к высотам духа – и еще что ученый не должен экспериментировать на себе самом.
Мэри почувствовала разочарование. Она-то надеялась, что Беатриче известно… что-нибудь. Ее отец пытался преодолеть животную природу, а взамен превратился в Хайда, жестокое животное. Как это случилось, почему? Она со вздохом доела тост и вытерла губы салфеткой. Может, ей никогда не суждено узнать правду. Отец забрал свои тайны с собой в могилу, а ей остались только эти обрывки.
– Ну что, мы закончили? – спросила Диана. – А то мне надоело.
Тут зазвонил дверной звонок, и минутой позже вошла миссис Пул.
– К вам мистер Холмс и доктор Ватсон, – доложила она. – Просят уделить им буквально минутку времени. Они говорят, что – надеюсь, я правильно запомнила имя – Ренфилду удалось сбежать.
Кэтрин: – Ты ничего не рассказала о Джованни.
Беатриче: – Я не хочу об этом говорить.
Мэри: – Но, Беатриче, это очень важная часть твоей истории. Я знаю, что ты не любишь вспоминать случившееся, но ты совершенно не виновата в его гибели. Нельзя брать на себя ответственность за то, в чем нет твоей вины.
Беатриче: – Но ведь моя вина в этом есть. Это я пустила его в отцовский сад, я гуляла с ним среди ядовитых цветов, я отравляла его – своим собственным ядом. Да, я не хотела причинить ему вред. Просто думала, что если он сможет стать таким же, как я, я больше не буду одинока. А потом он умер…
Кэтрин: – Все было не совсем так. Дайте я расскажу.