В поле зрения

— Слушай, Семён, а ты не знаешь, что может означать записка из квартиры Дмитрия Наумова? «Склад Ораниенбаум»?

— Наверно, оттуда Дмитрий и доставал свою наркоту, — пожал плечами Семён. — Вообще, Ораниенбаум — это старое название города Ломоносов, здесь неподалёку.

Я кивнул:

— Знаю такой. Думаешь, склад там?

— Очень может быть. Знаешь что, эту наводку лучше передать наркополиции, пусть они с этим разбираются. А ты сам здесь спокойно выздоравливай, когда тебя выписывать будут, и я уже в городе буду, вместе на работу и выйдем, лады?

— Подожди, так слушания уже были? Чёрт, извини, что не смог помочь.

Семён отмахнулся и, встав со стула, подошёл к окну, опёрся о подоконник и посмотрел на улицу.

— Ничего, так даже лучше. Отправили в принудительный отпуск на две недели, в какой-то санаторий на юге, даже оплатили всё — сегодня выезжаем с женой. Назначили курс психотерапии зачем-то. Хотели сразу на пенсию отправить, но Михалыч упёрся рогом, мол, нельзя, тебя я ещё не поднатаскал как следует, да и я вроде как не плох сам по себе. В общем, спасибо ему, ещё поработаю.

Я промолчал. Да, так будет лучше. Семён отдохнёт как следует, развеется, и с новыми силами продолжил работать. Ему полезно будет, я слышал, что он последние года три вообще даже в отпуск не уходил, работал на износ, а ведь ему уже не сорок лет. Иногда у меня создаётся такое впечатление, что он всё пытается что-то доказать самому себе, словно ищет ответ на какой-то мучающий его вопрос. Готов поспорить, это как-то связано с его сыном. Надо будет узнать, что же произошло, глядишь, я смогу чем ему помочь.

Семён ушёл спустя минут десять, резко вскочив и побежав со словами «опаздываю, без меня ничего не предпринимай!».

Я провалялся ещё пару дней в больнице, но ко мне больше никто не заходил, кроме Сашки. Я постепенно стал выздоравливать, начал подолгу ходить по больнице, размышлять о Наумове, о RD и всем, что с этим было связано. Вопросов было больше, чем ответов, а на них отвечать никто не собирался. Я просыпался с этими мыслями, я с ними ел, я с ними засыпал, с каждым мигом убеждаясь, что сидение сиднем в больнице делу не поможет. На третий день не выдержал и попросился в кабинет одного из моих врачей, за компьютер, типа, надо для расследования, дело горит и так далее. Я выяснил, что Ломоносов — город небольшой, и что складов там почти и нет. Парочка были совсем уж мелкие, для продуктовых магазинов, ещё один охранялся так, что туда даже муха не могла пролететь без специального разрешения — склад боеприпасов. Но был и ещё один, довольно крупный склад некой фармацевтической компании «ФармТрансГрупп», занимавшейся импортом и экспортом лекарств в Европу и обратно. Идеальный кандидат.

Была одна проблема: прошло уже несколько дней со смерти Димы, и точка продажи наркоты могла уже накрыться из-за этого, я же все улики оставил в квартире Димы, хотя записку как доказательство прихватил тогда с собой.

— Алло, Роман? — я позвонил своему старому другу, с которым вместе были в учебке. — Давно не виделись.

— О, здорова, приятель! — он оказался рад моему звонку. — Да, давненько. Какими судьбами?

— Да помощь твоя нужна по двум делам. Я тут в больницу попал — по рёбрам мне дали хорошенько, но я уже выздоравливаю, — так что сам не могу этого сделать. Поможешь?

— Без проблем, братан! Но предупреждаю сразу, банки грабить я не буду.

При этих словах я тут же представил его рожу, самодовольную, ухмыляющуюся. Ему нравились его плоские хохмы, и в этом мы были очень похожи.

— В общем, достань дело об Артёме Семёновиче Селееве, это сын моего напарника. Буду должен.

Буду должен — ключевая фраза при любых просьбах к Роману. Дружба дружбой, даже его слова, что он сделает что-то просто так, ничего не значат. Он очень любит деловой подход, ищет везде для себя выгоду, и вряд ли будет приниматься за дело, если её не увидит. Мне это не нравилось в нём, но вот если уж он возьмётся за какое дело — расшибётся в лепёшку, но выполнит свою часть уговора. Готов поспорить, что из-за этого друзей у него не много, да и на жизнь его это тоже влияет не очень благоприятно, но таков уж он. И я ценю то, что он делает, пусть и с выгодой для себя.

— Не вопрос, — ответил он. Я услышал, как он быстро записал имя на бумажке. — А второе?