- Ты хочешь убедить нас в том, что смертельная опасность во всех опытах, и не только с собаками, была мнимой? - спросил Гард.
- Увы, к сожалению, не всегда можно было добиться эффекта подлинности, лишь имитируя угрозу. Вдобавок иные гибли, как бы вам сказать, сами, не выдержав нагрузки, от перенапряжения… - вновь переходя на «кафедральный» тон, ответил Бейли. - Естественный отбор в чистом виде! Но, во-первых, в наших экспериментах никогда не было изуверства, в чем еще минуту назад вы были убеждены. Во-вторых, сколько, вы думаете, погибло людей?
- Сколько?
- Единицы! За три года - не более десяти человек!
- Значит, жертвы все-таки были? - угрожающим тоном произнес Гард.
- Не пугай, Дэвид, я не из пугливых. Как же без жертв? А разве испытания новых самолетов обходятся без трудов? В процентном отношении у нас их не больше, чем в авиации…
- Ты упорно игнорируешь тот факт, что в испытатели тоже идут добровольцы!
- Комиссар Гард, нам было бы куда приятнее работать с такими же добровольцами, поверь мне. Однако практически это невозможно. И не потому, что нельзя найти «живой материал», изъявивший желание с нами сотрудничать, а потому, что человек, по доброй воле согласившийся пусть даже на смертельный эксперимент, в глубине души, как тот же летчик-испытатель, как астронавт, как альпинист в команде, поднимающейся на Эверест, все же верит, что риск будет сведен к минимуму, что все обойдется, что он останется жив. И тогда «третье дыхание» практически не наступает. Мы проверяли. Увы, это так. Только, как бы точнее выразиться, у «приговоренных», то есть у тех, кого мы как бы «заставляем» пройти через наши опыты, возможен настоящий губительный стресс… Что вам еще не ясно? Какие у вас еще претензии? Бог с тобой, Дэвид, ты человек казенный, уж не обижайся, но Фред! Неужели и ты ничего не понял?
Честер отвел глаза, не выдержав пристального взгляда Рольфа Бейли.
- Понимаешь, Рол, - сказал он, подумав, - меня смущает то обстоятельство, что ты подвергал людей не просто смертельной опасности вопреки их воле, а то, что - я назову вещи своими именами - подвергал их пыткам!
- Пыткам?! - повторил с недоумением Бейли. - Вот оно как! У меня, выходит, была не лаборатория, а застенок! Я загонял под ногти иглы, выпытывая государственные секреты? При этом не оставлял им никаких шансов на выживание? Так? Нет уж, дорогой мой, давай и тут разберемся… Во-первых, моими подопытными были не просто попавшиеся на глаза невинные младенцы, а преступники! Мы находили их, ловили и… использовали в экспериментах. Правда, этим занимался не я, а специальная служба Дорона, мне же доставляли «живой материал» уже в готовом, что ли, виде. Итак, это были те, кто сам, по доброй воле, еще до меня избрал смертельно опасное «ремесло»…
- Но ты ведь лишил их этой «доброй воли»! - вставил Честер. - Их доставляли тебе, да. Но не без помощи угроз и шантажа!
- Ну и что? - спокойно возразил Бейли. - А прежде они разве жили и действовали не по воле обстоятельств? Не по приказу мафии? В чем принципиальная разница? Для них, я тебя спрашиваю? В том разница, что за смертельный риск мы заплатили Аль Почино в два раза больше, чем ему обычно платил его шеф Гауснер? В том, что их жестокость, пагубную для окружающих, мы использовали в интересах науки, стало быть, во благо всего человечества? Не кажется ли тебе, Фред, и тебе, Дэвид, что мой способ действия и эффективнее, чем в мафии, и гуманнее? Вы говорите: пытки?!
- Это я сказал, - заметил Честер.
- Не важно. Гард тоже так думает. Но у меня к нему вопрос как к юристу. Что грозило бы тому же Аль Почино, если бы он попал не ко мне, а в руки полиции, а затем правосудия? За убийство антиквара? Ну, Дэвид?
- Газовая камера. Ну, может быть, при условии каких-то смягчающих вину обстоятельств, лет двадцать каторги.
- Иначе говоря, смерть или двадцать лет медленных, хладнокровных, скрытых от мира пыток! Да-да, ты не можешь отрицать, что каторга для таких, как Аль Почино, - это растянутая во времени, но все-таки пытка, от которой тоже сходят с ума и даже кончают жизнь самоубийством. Этого ты не посмеешь отрицать, Гард! Так что же? Двадцать лет подобных истязаний я заменил двумя месяцами, и не пыток, а опытов, а потом еще оплатил страдания человека, чего ваши тюрьмы - из соображений гуманности, наверное? - не делают!
- У тебя превратное представление о смысле и назначении наказания, - сказал Гард.
- Это почему же? - возразил Бейли. - Я не юрист, я ученый, но даже я понимаю, что вы подвергаете преступника истязаниям, как физическим, так и моральным, чтобы он осознал и исправился, - так? Так! Оставляю вопрос о том, как часто вы достигаете цели и так ли уж действенна ваша исправительная практика. Почему-то мне кажется, что, выйдя потом на свободу, через десять - двадцать лет, ваши «осознавшие» и «исправившиеся» вновь берут в руки ножи и пистолеты и вновь попадают под влияние мафий. Это называется, если не ошибаюсь, рецидивом, верно, Дэвид?
- Верно.