Медленное угасание

22
18
20
22
24
26
28
30

— Смотри у меня. — Оуэн обошёл стол с другой стороны и внимательнее присмотрелся к наполовину съеденному лицу долгоносика, к его шее и груди. Было трудно разобрать, но сквозь дыры в плоти виднелись какие-то элементы, не имевшие никакого отношения к рёбрам. Это требовало более тщательного исследования.

— А что насчёт причины смерти? — спросил Джек.

— Практически нечего добавить к тому, что ты определил на складе. Что-то съело его лицо, шею и грудь. Следы зубов хорошо видны на плоти и кости – или, по крайней мере, на том, что у долгоносиков считается костями. Я могу сделать гипсовый слепок и быструю компьютерную анимацию, чтобы сказать тебе, какие именно это зубы, но я предполагаю, что это должно быть что-то действительно ужасное, чтобы совладать с молодым долгоносиком и съесть его лицо.

— С молодым?

Оуэн кивнул.

— Судя по размерам, он только вышел из подросткового возраста. Если поставить его рядом тем долгоносиком, которого мы держим в камере внизу, этот определённо был бы меньше. — Он посмотрел на Джека. — Ладно, что дальше. Первое нападение было быстрым, но, я думаю, у долгоносика в результате этого оказался разорван крупный кровеносный сосуд – или что там ещё у них есть. Он кровоточил, пока нападавший поедал жертву.

Вид у Джека был скептический.

— На складе было не так уж много крови.

— Я знаю. Я думаю, что нападавший выпил бóльшую её часть.

— Ты можешь сказать это только по результатам осмотра тела?

— Нет, — признался Оуэн. — Просто у меня богатое воображение.

* * *

Полицейский участок казался Гвен одновременно знакомым и чужим, когда она проходила через самый большой из офисов открытой планировки в окружении отделённых друг от друга барьерами высотой по плечо офицеров, заполняющих отчёты и делающих звонки. Знакомым – потому что она провела здесь несколько относительно счастливых лет, ходя по этим казённым коридорам, пахнущим бутербродами с беконом на всём пути от столовой к помещениям для допросов, пряча свою уличную одежду в побитый серый шкафчик в начале каждой смены и доставая её снова в конце. Чужим – потому что теперь для неё всё это было позади. Она пошла дальше. Выросла. Это всё равно что возвращаться в школу после её окончания: всё привычное вдруг начинает бросаться в глаза: потрескавшаяся краска, оббитые углы в коридорах, где тележки с документами врезались в них, пятна кофе на коврах. И всё кажется намного меньше и намного скучнее.

— У тебя крепкие нервы, если ты здесь показалась. Она поражённо обернулась.

— Митч?

— Я удивлён, что ты помнишь нас – ты же теперь работаешь с этой бандой из Торчвуда.

Она ухмыльнулась.

— Я не могла тебя забыть. Для этого мы слишком часто ели вместе картошку в три часа ночи. Ты сбрил усы. С усами ты выглядел лучше.

Джимми Митчелл не ответил на её улыбку и не попытался отшутиться. Он нахмурился, сведя свои густые брови в одну тёмную линию на переносице и сморщив лоб.

— Не пытайся меня заболтать, Гвен. Мы знаем, что вы забрали доказательства с места преступления, и наши боссы сказали всем нам, что мы должны приступить к расследованию с теми доказательствами, которые у нас остались.

— Уверяю тебя, Митч – что бы мы ни взяли, это не было важно для вашего дела, но жизненно необходимо для нашего.