— Мама! — окликнула она наконец, чувствуя себя донельзя глупо и почти уже злясь на это. И тихо попросила, не найдя слов для объяснения: — Помоги мне, пожалуйста, выбрать, что из вещей взять.
Несколько секунд старшая женщина сидела неподвижно, потом вздохнула и поднялась с места.
— Пойдём уже, горюшко моё самостоятельное!
Может быть, Аэлита и не нашла правильных слов, но непроизвольно выбранная ею тактика оказалась верной: совместно занявшись пустяковым, но приятным — даже для такой своеобразной особы, как вещевичка, — делом, мать и дочь безо всяких громких признаний незаметно примирились. Людмила Викторовна успокоилась, занятая сборами дочери, да и мысли её, стоило принять как данность отъезд Алечки, приобретали с каждой минутой всё более светлый оттенок.
Да, за службу свою Аэлита ухватилась крепко, а отпускать её в новую, самостоятельную, жизнь было боязно. Но с другой стороны, стоило приглядеться, и делалось ясно: её-то собственная мысль тоже оказалась верной. И хоть отругала она только что в сердцах поручика, но ведь и по лицу, и по манере его видно было — хороший мужчина, и прав Лёвушка, нет решительно никакого повода сомневаться в чести и благородстве Титова. Ясно ведь, ничего лишнего с Алечкой себе не позволяет: эвон как к пигалице уважительно, по имени-отчеству, без фамильярности.
Но главное, слишком горячо для простого сослуживца и приятеля он принимает участие в судьбе молодой девушки, хотя и видно, как не хочется ему совать нос в семейные дела. И глядит на Алечку уж так ласково, наглядеться не может. И сама Аэлита на диво с ним покладиста, вон как слушается, словно бы и не она это вовсе…
В общем, Людмила Викторовна приняла, может, не самую ответственную, но по-житейски мудрую точку зрения: что Бог ни делает, всё к лучшему. Перекрестившись на красный угол и поцеловав нательный крест, в мыслях попросила уберечь дочку и вразумить и помогла той не забыть ни одной нужной мелочи.
Когда небольшой саквояж был уже собран, Брамс опомнилась и под озадаченным взглядом матери приложила к вещам пару непромокаемых сапог.
— К чему это? — растерялась женщина.
— На всякий случай, — чуть смутилась Аэлита, но пояснять подробнее не стала.
Дальнейший переезд прошёл спокойно. Марфа Ивановна не возражала против еще одной жилички, только уточнила, как к тому отнеслись её родители. Брамс, конечно, попыталась высказаться, что ей никто не указ и вообще она уже вполне взрослая, но Натан, во избежание ссоры, успокоил Проклову, что родители поставлены в известность и никакого побега не было.
Женщина на том успокоилась и, прихватив с собой Аэлиту и оставив поручика кипятить воду, отправилась прибираться. Брамс, конечно, строила недовольные рожи, но отказаться помочь старому человеку не позволила совесть.
С уборкой общими усилиями управились быстро, да и было её немного — пыль протереть да вынести кое-какой хлам в сарай, для чего вновь ангажировали грубую силу в лице Титова. Тот больше стремился заняться письмами и дневниками покойницы, но стоически терпел: в конце концов, именно он навязал Прокловой такое вот развлечение.
Сама Марфа Ивановна на Аэлиту поглядывала поначалу насторожённо, изучающе, оценивая и прикидывая, что она за особа такая. Вчерашний демарш упрямой девицы Проклову рассердил, она искренне полагала, что вещевичку просто мало пороли в детстве, вот и отбилась от рук. Но, немного приглядевшись к ней и понаблюдав за их общением с поручиком, к которому успела всерьёз привязаться за прошедшие дни, совершенно успокоилась и смягчилась. Решила, что девица хоть и дурная, но невредная, добрая и честная, а это куда лучше, чем покладистая хитрая дрянь.
А когда молодые люди оказывались рядом, то Проклова и вовсе бросала на них насмешливые, снисходительные взгляды, прикидывая украдкой, где и как гулять свадьбу. Хорошо бы погода тёплая была, можно тогда столы на улице поставить…
К счастью, ни Титов, ни вещевичка не подозревали о мыслях хозяйки и оттого пребывали в покое. После уборки все обитатели дома собрались в большой комнате за чаем, и посиделки оказались, на удивление, как-то по-семейному уютными. Марфа Ивановна вязала цветастый половичок из старых, негодных тряпок, разрезанных на полосы, Титов наконец добрался до улик, а Брамс, которая всё равно не могла понять с письмами и не понимала, что именно там нужно искать, занялась наконец своей докторской работой, к которой не притрагивалась уже с неделю или того больше.
Просидели в тишине с полтора часа, до ночи, а там Проклова, поворчав для порядка на не желающую угомониться молодёжь, принялась собираться ко сну. Правда, и шагу ступить из комнаты не успела, как в дверь громко постучали.
— Кого еще на ночь глядя принесло? — удивилась она.
— Давайте я открою, — предложил Титов, аккуратно складывая письма, но хозяйка только махнула на него рукой.
— Да сиди уж, куда подорвался! Небось, соседке чего понадобилось, — решила старушка и шмыгнула в сени.
ebooksa