Это было жизненно важно, и Найквист отчаянно пытался разузнать хоть что-то, но Патрик Бэйл почти не слышал вопроса. Вместо этого он смотрел на Элеанор, которая уже поднялась на сцену.
Найквист проследил за его взглядом.
Элеанор медленно двигалась по кругу с невидимым партнером.
– Я танцевала с ней. Я танцевала со своей сестрой во сне. – Ее голос был мелодичным, живым. – Я видела нас двоих. После киа. Играла музыка, медленный вальс, и мы вместе с Элизой кружили в танце зеркал… – она говорила с собой или с воображаемым отражением.
Не ответив на оклик Бэйла, она раз за разом повторяла имя своей сестры:
– Элиза, Элиза, Элиза, – и затем снова, добавляя: – Элиза. Элиза Кинкейд.
– Прекрати! – крикнул Бэйл.
Но Элеанор продолжала повторять громче, настойчивее:
– Элиза. Элиза. Элизабет. – Она больше не танцевала, лишь повторяла имя. Это словно придавало ей смелости с каждым разом, как она его произносила. – Элиза, Элиза, Элиза, Элиза!
Бэйл крепко зажимал руками уши, но напрасно.
– Элиза. Элиза. Элиза. Элиза. Элизабет. Элиза Кинкейд. Элиза. Элиза. Элиза. Элиза. Элиза. Элизабет Кинкейд. Элиза. Элиза. Элизабет. Элиза…
За ее спиной вздымался огромный белый занавес, а в сумерках клубились серые сгустки тумана.
– Элиза. Элиза. Элизабет. Элиза…
Найквист поднялся на сцену. Он видел, что ситуация ухудшается. Он позволил ей зайти слишком далеко.
– Брось это, Элеанор, – сказал он, хватая ее за руку.
Но она не останавливалась, продолжая петь.
– Элиза. Элиза. Элиза. Элизабет. Элиза Кинкейд. Элиза. Элиза. Элиза.
Осветительные приборы удвоили ее тень на экране.
Бэйл последовал за Найквистом.
– Элеанор, пожалуйста, остановись, – взмолился он и попытался схватить ее, чтобы остановить завывания. Она отстранилась.