– Моя внучка Элизабет всегда была болезненным ребенком. Возможно, вы слышали об этом? – Он кивнул, позволив ей продолжить. – Мой сын Доминик привел ее обратно в Сумерки. Только здесь, в этом мире… – повела она рукой, – только здесь девушка смогла бы выжить. Конечно, он не только спас ее, но и привел домой. Это ее место.
Потянувшись к сумочке с блестками, лежавшей тут же на стуле, она достала белый шелковый платок и вытерла глаза, пытаясь сдержать слезы.
Но слезы продолжали медленно ползти по древнему лицу. Дрогнувшим голосом она продолжила:
– О, ее милое личико! Она была такой же бледной, как умирающая луна, клянусь вам, и ее дыхание едва ощущалось. Знаете ли, даже ее тень была вялой. Я не могла этого вынести. Я не могла смотреть на нее в таком состоянии. Я брала ее на руки, тихо называя ее имя.
– И что это за цель?
– Принести сумерки в жизнь.
Она выдохнула, и он увидел выходящий из ее тела туман. Он сформировался в облако, а затем рассеялся вокруг нее в серых, нитевидных, постоянно меняющихся сгустках, каждый из которых скручивался, извивался, танцевал, сливаясь с непрерывно клубившимся туманом танцевального зала. Ее глаза потускнели, и старуха продолжила рассказ:
– В течение многих, долгих, утомительных, жалких лет я жила и дышала, с каждым вздохом насыщая сумерки, от моих первых младенческих вздохов, до последнего, который уже недалек. И единственная истинная задача моего приемного сына заключалась в том, чтобы предоставить мне наследницу женского пола для продолжения моей работы. Я следила за Домиником Кинкейдом и Кэтрин Бэйл, за их совмещенной плотью, совершавшей священный обряд, колдовала над их сплетенными телами и послала туман в ее тело. И у меня получилось: ребенок сумерек был зачат.
Найквист попытался сосредоточиться. Воздух в танцевальном зале стал слишком тяжелым, слишком нездоровым от парообразных энергий старой женщины.
– Увы, в матку проник незваный гость. Ее близнец. Ее сестра. Понимаете, я не планировала этого. Незваный гость высосал у бедной Элизы половину жизни или даже больше.
После этих слов он ощутил нестерпимое желание крепко взять ее двумя руками за шею и стереть ее иссохшее, хрупкое тело в пыль. Но она продолжила и вынесла вердикт, словно судья в конце заседания:
– Поэтому Элеанор должна умереть, чтобы Элиза могла жить.
Вскочив на ноги, Найквист без колебаний схватил край стола обеими руками и рванул его из ниши с такой силой, что тот вырвался из его хватки. С грохотом обрушившись на пол, стол оказался возле упавшей люстры. В огнях искрились тысячи разных оттенков, а кристаллы дрожали и звенели, как механизмы огромных часов. Старуха, как ни в чем не бывало, осталась неподвижно сидеть на красном бархатном сиденье. Подойдя к ней, Найквист взял ее сумку, перерыл содержимое и вытащил ключ от комнаты 225.
– Вы не найдете ее, мистер Найквист, – сказала она. – Я спрятала вашу дорогую Элеанор очень далеко…
И сказав это, Аиша Кинкейд исчезла из виду.
Он уставился на пустое сиденье и на туман, который быстро занял ее место.
Время замерло.
Он попытался пошевелить руками, но не смог.
Даже легкие перестали сокращаться. Сердце больше не билось.
Подвешенное состояние…