Весь эпизод длился считаные секунды, а затем повторялся вновь и вновь в бесконечном цикле.
Найквист узнал эту сцену: он читал об этом в «Сигнальном огне» – одно из недавних убийств Ртути. Мужчина, которого убили на собственной вечеринке, устроенной по случаю дня рождения, прямо перед его гостями, друзьями и родственниками. Но ни один человек, присутствовавший там, так и не смог вспомнить ни одной детали преступления. Найквист наблюдал, как в этой песчаной яме, среди тумана и электрического лунного света происходит одно и то же убийство: все те же потерянные моменты времени, повторяющиеся снова и снова, и Элиза Кинкейд, жадно упивающаяся зрелищем, заряжаясь его чарами или какой-то страшной энергией совершенного зверства.
Сцена рассеялась, сменившись следующими кадрами.
Элиза бросилась к ней, издавая животные хрипы и стоны: прямо-таки хищное существо в поисках пищи.
Найквист и Элеанор последовали за ней. Теперь они видели небольшую часть переполненного рынка. Площадь Фаренгейт. Молодая покупательница, женщина, калейдоскоп, выпадающий из ее руки, после того как Доминик Кинкейд нанес несколько ударов. Рядом с ней ее муж, неспособный предпринять хоть что-то, что помогло бы спасти его жену.
Найквист знал, что имя жертвы – Дженни Джеймс. Он читал новости: друзья называли ее Джей Джей. По их словам, ее очень любили, и впереди ее ожидало светлое, счастливое будущее. Но сейчас она падала на землю, зажимая рукой рану в животе. Маленький мальчик, держащий в руке фонарь в форме звезды, взглянул в ее сторону. Широко распахнутыми глазами он смотрел, как в нескольких метрах от него умирала жертва.
Этот эпизод длился дольше – полторы минуты скрупулезно отснятой агонии.
Элиза кричала от восторга, ее сотрясала дрожь.
Найквист попытался очистить разум и сосредоточиться, но сцена не давала ему это сделать, вызывая все новые видения, девять или десять картин, в каждой из которых раз за разом разыгрывалось ужасное преступление. И наконец, он понял – все украденные Ртутью минуты оказывались в конце концов здесь, хранились в этом театре, чтобы их можно было просматривать снова и снова по мере необходимости. Вот почему моменты невозможно было запомнить – все они доставлялись в это место. Сумерки действовали подобно банку памяти боли и смерти, собранных вместе для удовольствия девушки-подростка. И эти жуткие смерти вдыхали в нее жизнь.
Найквист перестал двигаться. Он дрожал и изумленно смотрел, как всего в нескольких метрах от него материализовалась комната на краю сумерек. Он подошел поближе, совершенно зачарованный. Он снова был там, в доме в переулке Энджелкрофт, в спальне наверху. Сквозь окно просачивался туман, там стояла Элеанор, ее отец Доминик Кинкейд лежал на кровати с ножом в руке, тем самым ножом, которым он совершил все свои убийства. Сам Найквист стоял в дверях комнаты, вокруг его лица порхал мотылек, и он наблюдал, как сейчас на театральной сцене, как из тумана выходит фигура и выхватывает нож из руки Кинкейда, чтобы приставить нож к его шее, а затем глубоко вонзить в плоть.
Из открытого рта жертвы доносится истошный вопль…
Кровь повсюду. Кровь, туман и крики.
Тело Кинкейда корчится в смертельных муках, в глазах застыло выражение ужаса.
Элеанор в отчаянии вскрикнула. Найквист, беспомощный зритель этих нескольких украденных минут, застыл у двери.
Найквист приближается, чтобы помочь жертве.
Элеанор поднимает нож с кровати и смотрит на лезвие, переливающееся серебристым и красным: в ее взгляде смесь интереса и отрешенности.
Убийца ускользает, возвращается в туман и исчезает.
И в этот момент этот человек оказался за спиной у Найквиста и мягко сказал:
– Конечно, он должен был стать следующей жертвой. Доминик знал это.
Развернувшись, Найквист увидел Аишу Кинкейд, стоявшую на небольшом расстоянии от него.
ebooksa