Последние дни. Павшие кони

Учитывая, что книга прошла насквозь, он думал, что существо просто продолжит движение, медленно пройдет сквозь стекло и уйдет в ночь, где растворится среди других теней. Но оно сперва помедлило, а потом вдруг начало размахивать руками. Миг спустя распалось на две половины, по одной с каждой стороны стекла. Та, что снаружи, рухнула куда-то в кусты и пропала. Та, что внутри, соскользнула с подоконника, стекла на пол и застыла.

Когда он бросился включать свет, то обнаружил, что стена и пол, где находились останки существа, покрылись чем-то вроде слоя крови. Вот и все, что от него осталось.

Он вызвал полицию, сообщил о проникновении. Терпеливо ждал, когда они приедут, и все смотрел на кровавую стену и пол. Кровь, заметил он, как будто выцветала, да и сама лужа исчезала. Пока он ждал и смотрел, она исчезла совершенно, оставив только влажное пятно на полу. А потом и то исчезло.

Когда прибыла полиция, не было никаких доказательство того, что случилось. А случилось ли? Он начал сомневаться. Возможно, ему все приснилось?

А если нет, то что это могло быть?

Приснилось это ему или нет, но он, как позже признался другу, не спал всю ночь, и следующую, и следующую, ждал, что все повторится. Он боялся ложиться в постель, боялся выключить свет. Чувствовал, что из-за окна оно как-то узнало о нем, и теперь ощущал, что оно где-то там, вне поля зрения, пытается снова стать реальным, начинает проталкиваться в мир. Он причинил ему боль, и теперь оно отомстит. Лежал без сна, слушая, как стучит сердце в груди, ждал, когда оно явится. Пока что не явилось. Но оно явится, он это чувствовал, боялся, и в этот раз оно придет только за ним.

И это вторая причина, по которой он рассказал другу свою историю: он не только пытался понять, что с ним случилось, реальным оно было или нет, – еще он хотел, чтобы хоть один человек в мире знал, что произошло – по крайней мере, его версию того, что произошло, – чтобы хоть один человек в мире потом понял, куда он пропал. Скоро оно явится за ним, пусть он и не представляет, как. Скоро его кровь будет на полу и стене. Возможно, она поблекнет, а возможно, нет, но в любом случае это не важно, хотя бы для него, потому что к тому времени он уже умрет или исчезнет, а может, и то и другое сразу.

Щелчок

I

Ему дали блокнот, а адвокат одолжил механический карандаш из матовой стали с золотыми инкрустациями, которые, по его уверениям, были из настоящего золота. «Я вам это даю, – говорил адвокат, вручая карандаш, – чтобы вы понимали, насколько важен и серьезен вопрос, и чтобы вы постарались как можно лучше вспомнить все, что можете, и записали, что произошло на самом деле».

Адвокат придвинулся и посмотрел на него, не моргая, твердым взглядом. «Он моргает реже нормальных людей», – подумал он. Иногда ему казалось, что адвокат – вообще не человек, а только притворяется, причем плохо.

– Вопрос жизни и смерти, – сказал адвокат. – Вот как это важно.

Ладно, ответил он адвокату. Он постарается. Он вспомнит.

И теперь мужчина старается. «Все, что вы помните», – сказал адвокат. Если он чувствует, что должен что-то записать, но сам не знает, почему, то не надо думать, в чем дело, надо просто взять и записать. Разберутся потом. «Я ваш друг, – настаивал адвокат. – Я на вашей стороне». Остальные, говорил адвокат, будут на что-нибудь намекать, убеждать, что произошло то-то и то-то. Лучше позволить прийти настоящим воспоминаниям, чем выдумывать то, чего никогда не было.

– Я сам не знаю, почему я здесь, – признался мужчина.

– Хорошо. Как раз это мы и сможем понять, – сказал адвокат, постучав пальцем по блокноту. – Пишите. И не показывайте никому, кроме меня.

Врач сказал, что люди с травмой головы часто не помнят, что ее вызвало, не помнят дни до и после травмы. Но потом внутри что-то щелкает, и воспоминания налетают лавиной. Может, не все, может, далеко не все, но что-то. Было бы неплохо, если бы он вспомнил хоть что-то.

По оставшимся воспоминаниям о жизни ему было трудно поверить, что он сделал что-то плохое. Не иначе это какая-то случайность.

Он повторял это раз за разом любому, кто соглашался выслушать его. Они только кивали, будто хотели ему поверить, но не верили. Иногда его как будто даже опасались. Когда он сказал об этом адвокату, тот даже не потрудился кивнуть. Он не знает, о чем думает адвокат. «Не говорите мне. Просто запишите, – настаивал тот. – Все, что помните».

А если он правда сделал что-то плохое? Хочет ли он об этом знать?

Наверное, да. Даже если он совершил что-то очень плохое, скажем, убийство. Даже тогда, наверное, лучше знать, чем не знать. А сейчас мужчина даже не знает, кто он. Они называют его тем, кем считают, произносят имя, но он его почему-то не узнает. Как будто ему написали имя на лбу, и другие люди слово видят, а он – нет. Судя по всему, у него была нормальная жизнь, а потом вдруг черный провал. А после черного провала все уже кажется не тем, будто он ведет чью-то чужую жизнь. Как будто в него кто-то вселился. Или, может, он сам в кого-то вселился.