Последние дни. Павшие кони

22
18
20
22
24
26
28
30

– И как он после вчерашнего?

– Хорошо – сказал Рамси. – Просто замечательно.

– Чудесно, – ответил Кляйн. – А теперь шевелись и найди мне Борхерта, черт возьми.

Как только Рамси ушел, Кляйн открыл поднос: вареная картошка, тонкий и завивающийся кусочек сероватого мяса, горка переваренной моркови. Ел он медленно, чередуя картошку с мясом и морковью, пока тарелка не опустела, затем снова проиграл кассету. Казалось очевидным, что на самом деле никому не интересно раскрытие преступления. «Тогда зачем вообще меня привозить?»

Когда Рамси вернулся, Кляйн выключил диктофон.

– Все готово, – сказал Рамси. – Борхерт с вами встретится.

– Хорошо, – Кляйн встал. – Пошли.

Рамси немного удивился:

– А, но не сегодня же, мистер Кляйн. Сегодня Борхерт не может.

– Но мне нужно встретиться с ним сегодня.

– Он примет вас через три дня, – ответил Рамси. – Это лучшее, что он может сделать.

Кляйн оттолкнул Рамси и выскочил за дверь, вон из дома. Он слышал, как Рамси его зовет, громко. Быстро зашагал по посыпанной гравием площадке перед домом, свернул на широкую дорогу, срезал в нужный момент по тропинке, чтобы нырнуть в тень деревьев. Интересно, следует ли за ним Рамси. Он перешел на бег.

Кляйн поднялся на холм, на тропу под деревьями, к нависающему дому, к калитке перед ним, где из-за колонны снова выскочил охранник и встал с другой стороны, чтобы смерить гостя одним глазом. Кляйн не помнил, тот ли это человек, что был раньше, или нет.

– Что требуется? – спросил охранник.

– Я пришел встретиться с Борхертом, – сказал Кляйн, подавшись вперед, пока чуть ли не уперся в калитку.

– Борхерт сегодня не принимает, – сказал охранник.

– Меня примет.

Охранник чуть повернул голову, зафиксировал единственный глаз на Кляйне:

– Нет. Не примет.

Кляйн ударил его через калитку. Он был готов к ощущению удара по виску, но из-за того, что бил культей, ощущение оказалось странным. Она заныла. Охранник молча рухнул на землю, а пока пытался подняться, Кляйн уже перелез через ограждение. Пнул одноглазого еще пару раз, пока не убедился, что тот не шевелится.