Ловец бабочек. Мотыльки

22
18
20
22
24
26
28
30

Они по-прежнему старались походить друг на друга, но теперь получалось не слишком хорошо. Во всяком случае, Деля их различила с легкостью.

— Ничего, дорогая, скоро тебе станет легче, — Ида коснулась губами темя. И стало вдруг легко. Горе, в котором она спряталась от прочего мира, треснула, словно скорлупа. — Вот увидишь, все еще образуется…

— Мама…

— Она не захотела приехать, — Ада раскрыла кожаный саквояж. Она перебирала склянки, доставая то одну, то другую, чтобы потом покачать головой и спрятать. Наконец, выбрав нужную, она вытащила зубами пробку и велела. — Пей.

Деля выпила.

Честно говоря, ей снова стало все равно. Трещина зарастала, и это было правильно.

— Нельзя было тебе уезжать, — Ида присела рядышком и обняла, а после накинула на плечи широкое крыло вязаной шали. — Мы говорили твоей матушке, что твое место в семье, но она так упряма. Разве послушала бы… испугалась… и чего, спрашивается?

Чего?

Камня? Той овцы… детские страхи теперь казались такими нелепыми. Ей ведь приходилось убивать, пусть и не овец, но огромных лобастых карпов, которых продавали живыми, а кухарки, чтобы сделать грязную работу, не было. Еще куры… с курами пришлось повозиться, пока она не приноровилась…

— Вот видишь, — тетушка Ида поцеловала в щеку.

Горячая какая.

— Ничего… что сделано, то сделано… она тебя отослала, но если вдруг захочешь вернуться, мы всегда будем рады.

Нет.

Не хочет.

Там… там мама, которая точно не обрадуется… и что ей делать дома? Она, если честно, этот дом почти забыла… ей казалось, что забыла… старый… стены плющом затянуло, и глянцевые листья норовят закрыть и окна. Свет проникает неяркий, разбавленный, он будто дразнит людей…

…травяные ароматы.

…старые статуи, которые оживают по вечерам. А может, это все игра воображения? Библиотека, куда ей запрещено входить. Гостиные… ими редко пользуются… лаборатории… и тетушкина коллекция камней… куклы… их слишком много для одной девочки.

Белоснежный мезонин.

Чаепития на веранде.

Старый ворон, который изредка позволял себе говорить. Нет, не с девочкой, та слишком ничтожна, чтобы обращать на нее внимание, но с матушкой…