Следующая дверь.
Еще одна…
И еще.
И кажется, что не будет конца и края этим самым дверям, а еще коридору, дому, который проглотил их и теперь тужится переварить. Не выйдет.
Пан Белялинский обнаружился в очередной гостиной. Он сидел у мертвого камина, в котором виднелась горстка серого пепла, вытянувши ноги, обнявши бутылку коньяка.
— Доброго вам вечера, — Себастьян решил быть вежлив. Пан Белялинский лишь руку поднял, то ли приветствуя, то ли изъявляя несогласие с тем, что вечер и вправду добр. — А у нас тут к вам вопросы…
И вновь молчание.
От окна сквозит. И сквозняк шевелит белесые гардины. Те шевелятся и кажутся живыми, того и гляди дотянутся, спеленают…
— Я ее любил, — вдруг произнес пан Белялинский скорбно.
— Сочувствую.
Ковер столь грязен, что за грязью этой не различить узора. А ведь узор некогда имелся, да…
— Я действительно очень ее любил… — это сказано было со всхлипом. — А она… она мною пользовалась.
— Очень сочувствую.
Кресло-качался с разъехавшимися полозьями, того и гляди рассыплется за старостью. Но пану Белялинскому то ли невдомек было, то ли поглощенный душевною печалью, он не желал думать о подобных мелочах.
— Всегда пользовалась… всю жизнь погубила… сердце сбоит. Думает, станет и умру… смерти моей желает! — он поднял палец.
— Желаете заявление подать?
— Кто? Что? Я? Нет… Хельм все видит… он справедлив… и каждому воздастся по делам его… мне вот тоже… воздастся…
Себастьян подошел к креслу и, остановившись напротив человека, который ныне выглядел прежалко, произнес:
— Я все знаю.
Правда, фраза сия действия нужного не возымела, ибо пан Белялинский меланхолично заметил:
ebooksa