И он повернулся к Катарине спиной.
Наверное, стоило бы порадоваться, но… откуда это горячее желание взять и пнуть беззащитного человека… ладно, не человека и не совсем, чтобы беззащитного, и не пнуть, то хотя бы выпихнуть из-под кровати.
Катарина легла.
На бок.
Прямо.
Дернула одеяло, которое не дернулось, поскольку держали его крепко. Она потянула. И еще потянула. И отчаявшись отвоевать кусок более-менее пригодный для укрывания, со вздохом подвинулась ближе. В конце концов, не укусит же ее князь.
Хотя…
Уснула она мгновенно. И сон ее был на удивление спокоен.
Глава 21. О том, что нечистая совесть до добра не доводит
Пан Штефан же, напротив, во снах маялся.
Бежал, бодро перепрыгивая с кочки на кочку, а за ним, подхвативши кружевные юбки, скакала вдовица, крича:
— Стой, поганец!
В руке у нее был зонт, которым панна Цецилия размахивала, что копьецом, а в другой — букет флердоранжа.
— Нет, не уйдешь! — она приостановилась, чтобы упомянутый зонт метнуть. — Вдовой ты меня взял, вдовой и оставишь!
Пан Штефан присел, уклоняясь от зонта, и проснулся.
Он схватился за сердце, которое стучало, что сумасшедшее. И ныло. И боль отдавала в лопатку, что было вовсе дурным уж признаком.
Холодный пот.
Влажная вялая кожа…