Открывает дверь.
Запах запустения.
Здесь, если кто и жил, то давно. Можно многое подделать, но не эту характерную вонь застоявшегося воздуха. Сквозь ставни свет почти не проникает, и Катарина стоит, позволяя глазам привыкнуть к полумраку. Искушение зажечь светляка велико, но…
…не стоит.
Тесные сени.
Комната немногим просторней. Треть ее занимает огромный шкаф на ножках. Дверцы приоткрыты, и из них выглядывает темный кусок материи.
Стол. Стулья на нем.
Пыльное зеркало, в котором ей видится движение, но потом Катарина соображает, что это собственное ее отражение. Занавески. Полки.
…вторая комнатушка узка. Она отделена от первой занавесками с вышивкой. Темное по темному… бабочки? Было бы к месту. Узкая кровать с панцирной сеткой. Подушки. Белье стопкой.
Кухня.
Печь холодная. Посуда. Стол. И вновь ничего, что можно было бы счесть за доказательство вины. Но ведь она и не надеялась, что все будет так просто.
Должно быть хоть что-то…
Ведь не зря же ее пригласили?
Дверь в подвал.
Не дверь даже — крышка от люка, придавленная чугунной гирей. Катарина не без труда оттащила ее. И замерла. Соваться вниз — сущее безумие, но… не уходить же с пустыми руками. Если в доме что-то есть, то там… должно быть там.
Она откинула крышку.
И губы облизала.
Пахнуло… гнилью и сыростью. Холодом. Тьмой предвечной, которая обреталась при храмах, внушая прихожанам должный трепет. И огонек на ладони лишь заставил тьму вздохнуть: экие глупые людишки, ничего-то не понимают…
Ступеньки.
И спускается она осторожно. Скрип.