…он лжет.
…он просто боится, что Гражина станет сильней. Мужчины боятся сильных женщин, и этот — не исключение. Поэтому и опутал, связал клятвой… а она поверила.
— …я тебя уничтожу, — спокойно пообещал Зигфрид. — А теперь, пожалуйста, сосредоточься. И покажи мне…
— Что?
Почему-то Гражина сразу поверила, что он и вправду способен ее уничтожить. И сила отползла. Гражина и не предполагала, насколько она тяжелая, эта сила, будто камень с души свалился, дышать и то стало легче.
— Возьми за руку. Расслабься…
После того, как ее обещали уничтожить?
— Окажи любезность, сделай глубокий вдох… и выдох. Представь, что… представь, что видишь эти ленты.
Гражине и представлять нет нужды.
Она их и вправду видит. Кубло змеиное, свитое в каменной чаше.
— Прелюбопытнейшая визуализация, — Зигфрид моргнул и снова. — Обрати внимание. Блеклые — старые… синий оттенок означает, что смерть была легкой и быстрой. Душа ушла из тела, так и не осознав, что случилось.
Синеватых лент было изрядно.
— А вот зелень — это наоборот, свидетельство долгого умирания. Вследствие болезни, к примеру…
Гражина кивнула.
— А красные?
Те самые, сладкие…
— Красные говорят о том, что смерть имела насильственный характер…
— Убийство?
— Не всегда… я видел подобное в хирургических палатках, когда пациент имел несчастье погибать в процессе операции. А операции сопряжены с немалой физической болью, которую не способен облегчить и морфий, и, что гораздо хуже, с кровью. Это почти жертвоприношение, хотя и врачи не ведают о том, что становятся жрецами. Пролитая кровь, насыщенная силой… пойдем. Нам пора.
И он отвернулся, выпустил Гражинину руку.