А тут жизнь.
— Пока не знаю, — Себастьян пожал плечами. — Рано загадывать, но… мы стараемся.
— Это хорошо.
Сквозь вуаль мир был льдисто-белым, кружевным.
— У нас с вами все одно ничего толкового не вышло бы, да?
— Боюсь, что так, — ответил Себастьян. — Вы для меня чересчур… стервозны.
— А вы по-прежнему обходительны и удручающе прямолинейны. Слышала, что вы не только супругу в Познаньск привезли, но и старушенцию…
— Кому-то надо за домом следить.
— И домом обзавелись?
К чему этот пустой разговор? Не ради него князь явился… и да, он чужой. Слишком… правильный, что ли? Нет, не то… просто теперь Ольгерда ясно видела: они были бы несчастны, каждый по-своему, каждый отдельно. А она устала быть одна.
— Куда сейчас без дома, — Себастьян тронул огромную розу. Где-то внизу ударили часы, и значит, пора выходить, гости ждут… и репортеры… и снимок ее уже завтра появится в том же «Вестнике»…
…платью многие позавидуют.
Жемчугам.
И…
— Ты сомневаешься? — князь подал руку. — Если так, то…
— Я не знаю, — Ольгерда руку эту приняла.
И юбки приподняла.
И кажется, это уже не считается неприличным, обнажать щиколотки. Вон, она читала, что новая мода поражает откровенностью, что появились даже специальные браслеты-бархотки, подчеркивающие тонкость щиколотки… и значит, если их носят, то так, чтобы видно было, но…
— Я боюсь, — призналась Ольгерда. — Что если… что если пройдет год? Или два? Или еще раньше, но он поймет, кто я… вспомнит… я ведь далеко не… что если он решит, будто ему нужна невинная девица из хорошей семьи?
— Разведетесь. И если контракт ты не подписывала, то получишь неплохие отступные, — князь разглядывал браслет из крупных розоватых жемчужин. — Ты не моя матушка, не постесняешься в суд пойти.