Во имя Абартона

22
18
20
22
24
26
28
30

Подобно всем выпускникам де Линси Реджинальд умел болеть с немалой для себя пользой. Соблюдая неукоснительно постельный режим, за чем следили сперва доктор Сэлвин, а последние годы ставший его правой рукой доктор Льюис, можно было перечитать внушительную кипу книг, поставить и описать несколько мысленных экспериментов, провести масштабное исследование и написать курсовую работу. Реджинальд привык болеть деятельно, и теперь просто изнывал от тоски.

Первые пятнадцать минут после ухода Мэб, а за ней и Льюиса, он составлял списки студентов, которым грозит пересдача. Обладая безупречной памятью, Реджинальд мог бы и индивидуальное задание каждому придумать, но очень скоро это не то, чтобы наскучило. В Университете такие дела творились, что пересдача двоечников была наименьшей его заботой. Все сдадут рано или поздно, так или иначе.

Мысли его перескочили, однако почему-то не на проблемы Абартона, а сперва на антидот, а потом плавно — на Мэб. И то были невеселые, а главное — глупые мысли. О том, например, что минувшая ночь потрачена совершенно бездарно, а следующей уже никогда не будет. О том, как Мэб хмурится, когда раздражена чем-то, и иногда ерошит волосы, безнадежно портя свою модную стрижку. Или как порой энергично, с гневом или воодушевлением стучат каблучки ее практичных туфель.

Стучат, к слову, совсем близко.

Первым в палату ворвался доктор Льюис, готовый, кажется, грудью защитить своего пациента. Следом за ним решительная благодаря своему бесстрашию — или по незнанию — Мэб Дерован. Реджинальд не рискнул бы лишний раз спорить с доктором, Мэб же все было нипочем.

— Вы не понимаете, доктор! Это необходимо! — восклицала она, как заевшая пластинка.

— Необходим, леди Мэб, покой, хорошее питание и витамины. А все остальное…

— Речь идет о порядке в Университете! И о безопасности его учеников и преподавателей!

— Я со своей стороны, — отвечал Льюис монотонно, словно надеялся, что женщина заскучает и уйдет, — делаю для этого все возможное, и потому не могу дать разрешение…

— О чем вообще речь? — поинтересовался Реджинальд.

Мэб выглянула из-за плеча доктора, окинула его задумчиво-встревоженным взглядом и, кажется, осталась вполне довольна. На лице ее появилась улыбка, за которую можно было убить: нежная, теплая, приветливая. Реджинальд сглотнул. Спустя пару мгновений повторил вопрос сиплым голосом:

— О чем речь?

Мэб отодвинула доктора Льюиса — лезть в драку с женщиной он, конечно же не стал — и присела на край постели. Вытащила из кармана артефакт.

— Твоя пудреница работает.

— Моя… что? — поперхнулся Реджинальд.

— Ну уж извини, — смущенно хмыкнула Мэб. — Сходство потрясающее. В музее следы сильного артефакта, судя по твоим таблицами — уровень десятый, не меньше. Главным образом возле разодранной картины, но и по всему музею есть следы.

— Вы о «пьютских ножах»? — заинтересовался Льюис. Подвинув стул ближе, он сел на него верхом. Сразу вспомнилось, что в студенческие годы — Льюис был старше Реджинальда всего на два курса — он отличался изрядным озорством, игривостью и любовью к розыгрышам. Кабы не талант, выгнали бы курсе на четвертом. И, кажется, до сих пор доктор не до конца остепенился. — Я был прав, это артефакт?

— Точных данных мой артефакт пока дать не может, — покачал головой Реджинальд. — Но я над этим работаю. О чем, позвольте узнать, у вас был спор?

Мэб очаровательно улыбнулась.

— Наш дорогой ректор согласился дать нам осмотреть студентов с этой пуд… с артефактом.