Во имя Абартона

22
18
20
22
24
26
28
30

Реджинальд глупо кивнул.

Доктор Льюис поджидал их в холле, заполняя при этом какие-то бумажки. Завидев Реджинальда, он неодобрительно зацокал языком, перегнулся через стойку и вытащил несколько флаконов. Пришлось пить горькое снадобье под тем же неодобрительным, строгим взглядом, полным обещания «сейчас Сэлвина позову». Осушив один за другим три флакона с укрепляющими настойками, Реджинальд почувствовал себя значительно легче. Воздушным каким-то стал, невероятно сильным, беспечным. Захотелось вдруг петь, танцевать, целовать Мэб Дерован у всех на глазах. А потом он вдруг сделался легким, точно воздушный шарик. Кажется, подуй ветер, и он улетит.

Горячая рука на плече вернула Реджинальда на землю.

— Это эйфория. Сейчас пройдет, — рука Льюиса переместилась на локоть Реджинальда, и хватка у доктора была просто железная. — Идемте, Эншо. Помните, я с вас глаз не спускаю.

Несмотря на то, что его пошатывало от слабости, добраться до Ротонды удалось загодя. Реджинальд не сомневался, что задержись они хоть на полминуты, и вон Грев несомненно распустил бы всех, забрал назад свое обещание, а главный свой раздражитель — профессоров Дерован и Эншо — загрузил работой сверх всякой меры. Чтобы не высовывались. По счастью, у них было еще пятнадцать минут в запасе.

Реджинальд зашел в зал, стараясь держать спину прямо. Оступился, и Мэб с Льюисом незаметно поддержали. Доктор еще и проворчал что-то неодобрительно. Мэб было не до того, она обшаривала взглядом зал.

— Он вообще всех согнал?!

И в самом деле Ротонда — Зал Больших Собраний, как она значилась на планах Абартона — была заполнена народом. Здесь были профессора и студенты со всех факультетов и отделений, и просторная комната гудела, словно улей, в который кто-то ткнул палкой. Примерно так Реджинальд и ощущал себя: как идиот, потревоживший злых пчел. Ощущение это усилилось с появлением Дженезе Оуэн. Профессор проклятий шла по проходу между стульями, одной рукой упираясь в бедро, а другой помахивая в воздухе связкой амулетов. На прекрасном ее лице был написан гнев пополам с брезгливостью. Больше всего профессор Оуэн напоминала легендарную Сакути, гневливую богиню с Наветреных островов, которая своим взглядом умела обращать людей в камень. Реджинальд видел статуи Сакути, выглядела она вот так же прекрасно и отталкивающе одновременно.

— Это ваша была идея? — рыкнула профессор Оуэн.

— Собрание? — Реджинальд вскинул брови и для надежности ухватился за спинку стула. Его шатало и без того, а позерские жесты, как оказалось, отнимают много сил.

— Активация защиты! У меня и моих студентов полетели все амулеты!

Реджинальд посмотрел на связку, которой Дженезе Оуэн гневно потрясала. «Полетели» — не совсем верно, слишком уж громко. «Сбились настройки», — сказал бы Реджинальд. Эта проблема решалась достаточно просто, но Дженезе было не переубедить.

— Это была моя идея, профессор Оуэн, — медоточивым голосом сказала Мэб.

Женщины не нравились друг другу, очень не нравились, и Реджинальд вдруг ощутил себя лишним. Воздух сгустился. Профессор проклятий еще сильнее потемнела взглядом, глаза ее и без того жуткие, сделались совсем черными и в них заплясали зловещие алые искры. А потом она вдруг улыбнулась.

— Интересно, леди Дерован, чего вы добиваетесь?

Мэб тяжело вздохнула.

— Профессор, профессор Дерован. Вы заметили, Реджинальд, никто и никогда не зовет меня профессором? Почему так?

— Бросьте, — встрял Миро, без которого в Абартоне ничего не обходилось. — Я вас так зову.

Глаза Мэб угрожающе сощурились, и Реджинальд поспешил поймать ее руку и сжать. Миро определенно дурно на нее действовал, однажды она уже заставила мальчишку квакать. Как знать, что она могла сделать сейчас сгоряча. Мэб выдохнула и улыбнулась, и притом еще страшнее, чем Дженезе Оуэн.

— Господин Миро. А ответьте мне на вопрос, господин Миро, где ваша фотокамера?