Эксперимент «Исола»

– Успокойся. Теперь тебе придется дышать носом. Вот так. Длинные глубокие вдохи через нос. Вспомни младенцев, они всегда дышат носом, когда спят. Вот так. Молодец.

Я снова задышала и ощутила, как паника утихает.

– А теперь я закапаю тебе в глаза, и зрачки станут неподвижными. Еще у тебя будет небольшое кровоизлияние на белках. Оно пройдет. Сейчас я приподниму тебе веко… Хорошо. Лежи с закрытыми глазами, ощущения будут не такие странные.

Я послушалась; Катя продолжала говорить. Раздражение исчезло из ее голоса, теперь она говорила спокойным голосом врача.

– А теперь, Анна, я сделаю тебе последний укол. От него ты уснешь, мышцы расслабятся. Дыхание станет незаметным, тело обмякнет. В этом состоянии ты сможешь видеть или слышать, но все будет бессвязно, и сказать ты ничего не сможешь. Когда ты уснешь, я подожду, чтобы убедиться, что ты без сознания, а потом, как условлено, побегу к Полковнику. Он спустится со мной сюда – надеюсь, он к тому времени еще не проспится и будет под снотворным – и подтвердит, что ты мертва; мы перенесем тебя в морозильную камеру, и там я как можно скорее сделаю тебе пробуждающий укол. Анна, будет неприятно, но ты это переживешь. Потом я разбужу остальных, и… – Голос уплывал, словно Катя двигалась по мраморному залу спиной вперед.

– Считай в обратном порядке, – услышала я голос с другой стороны.

Я начала считать про себя, по цифре на каждый вдох. Десять, девять, восемь, пол подо мной был холодным и липким, семь, шесть, пять, я вспоминала Сири в кровати, окруженную мягкими игрушками, таращившими глаза-пуговицы, пахло снегом и, может быть, вкус был как у снега четыре, три тонкие руки, к мягкой щеке во сне пристала прядь волос, отвести пальцем два, один увидимся.

Я проснулась от того, что мне на грудь сел слон. Боль была внезапной и неописуемой. Я не могла понять, стиснуло у меня в груди или распирало, было только ужасно больно. Я попыталась втянуть в себя воздуха, хоть немного. Плясавшее передо мной лицо было безнадежно расплывчатым, но через несколько секунд поняла, что вижу Катины бледные черты и ее светлые волосы.

– Анна! Ты меня слышишь?

Я хотела ответить, но только невнятно замычала. У меня во рту что-то было. Я повернула голову и попыталась сплюнуть, потом сообразила, что пытаюсь выплюнуть свой собственный язык. По щеке потекла слюна. Катя все-таки выглядела довольной.

– Отлично. Ты возвращаешься. Я сделала тебе укол, успокойся, ты еще под воздействием наркотиков.

Я попыталась сесть, но тело меня не очень слушалось. Катя воткнула мне в руку шприц.

– Тебе сразу полегчает, – заверила она и посветила мне в глаза фонариком. – Зрачки еще медленно реагируют, но это нормально. Сможешь сесть?

Я сделала еще одну попытку, на этот раз более успешную. Мне удалось выпрямить верхнюю часть тела и принять сидячее положение. Снова закружилась голова, и я зашарила рукой в поисках какой-нибудь опоры. Катя подхватила меня. Я почувствовала, как Катя покачнулась, когда я вцепилась ей в руку.

– Слушай меня, Анна. Я понимаю, что тебе сейчас так себе, но надо спешить. Я должна опечатать морозильную камеру, а ты – спуститься на Стратегический уровень, прежде чем сюда кто-нибудь постучится. Полковник наверху, будит других, через десять минут мы должны собраться в салоне. Он еще не протрезвел, так что разбудить и собрать остальных сможет далеко не сразу. Ты готова спуститься?

Я поняла, что лежу не на койке – я лежу в морозильной камере. Едва сообразив это, я ощутила холод. Словно прочитав мои мысли, Катя взяла с полки позади себя серебристо блеснувшее одеяло с подогревом и протянула мне.

– Вот, возьми с собой. Тебе пора спускаться!

Катя нажала на спираль в стене морозильной камеры, и люк открылся. Сейчас Катя выглядела не той бодрой физкультурницей, которую я встретила на пирсе. Веки у нее опухли, глаза покраснели.

– Как Полковник воспринял новость? – спросила я.

– Плохо. Слушай, поговорим об этом позже?