Эксперимент «Исола»

Дознавательница продолжала смотреть на него, не отрываясь. Она открыла рот, словно желая что-то сказать, и снова закрыла.

– Вас тоже обманули, – шептал секретарь дознавательнице. – Неужели не понимаете? Он обманул нас всех.

– Господин секретарь, – начал дознаватель, – я должен напомнить вам, что…

Секретарь вдруг откинулся назад и скрестил руки. Тюремная роба на груди пошла складками.

– Я не буду больше отвечать на вопросы. Отведите меня обратно в камеру.

Дознавательница потянулась к диктофону, нагнулась и произнесла:

– Допрос окончен.

Конец

(или начало)

Анна

Меня разбудило пение птиц. Комната была белой. Что-то, поблескивая, болталось перед глазами; с трудом сфокусировав взгляд, я поняла, что это поручень вроде тех, какие вешают над больничными кроватями, чтобы ослабевшим от болезни людям было легче принять сидячее положение. Солнце играло на цепи, которая чуть покачивалась туда-сюда, словно ее только что трогали. Я медленно повернула голову. Председатель сидел у кровати и листал дамский журнал. Интересно, сколько времени он сидит так и сколько времени я проспала. Или как можно назвать мое состояние. Мне дали так много снотворного, что я даже не понимала, был ли это сон или медицинская кома. Врачи сказали – мы не хотим рисковать. Сказали: вам надо отдохнуть. Врачи не сказали: мы не хотим, чтобы вы покончили с собой, но, подозреваю, имели в виду именно это. Вопрос в том, хотела ли этого я сама. Я не знала.

Я попробовала пошевелиться. Вышло не очень, руки не слушались.

– Анна? Вы проснулись?

Председатель отложил журнал и с отеческой улыбкой склонился надо мной.

– Можно воды?

Он поднялся, отошел к раковине возле двери и налил воды в пластиковый стаканчик. Я следила за ним. Председатель вернулся к кровати и протянул мне стаканчик, после чего снова сел на стул.

– Я подумал, что пора мне самому зайти, проведать вас.

Я перевела взгляд с его головы на окно – зарешеченное, но все-таки приоткрытое. Белые облака бежали по голубому небу. Когда я в последний раз видела, чтобы облака двигались так быстро? Да, когда я стояла за домом с Генри. От воспоминания тело тяжко оцепенело. Председатель, глядя на меня, приветливо сказал:

– Знаете, мы волновались за вас. – Я задалась было вопросом, кто эти “мы”, но он продолжил: – Мы – это, конечно, проект RAN, но прежде всего – ваша семья. Ваши мать и дочь. Вы нужны им. Они не хотят потерять вас. Мы тоже не хотим.

Я сглотнула. Во рту пересохло, и я отпила из стаканчика. В ногах кровати засыхал букет цветов с карточкой, на которой Сири написала “Мама, выздоравливай!” – буквы старательно выписаны детской рукой. Интересно, что они ей сказали насчет моего состояния. Хоть бы не правду. Я повернулась к Председателю.