— А… это, ну… совесть всё-таки?..
— Но ведь всё-таки — приказ?..
— Нехорошо как-то.
— А вот это, кстати, ещё вопрос… Может быть — и не хорошо. А, может быть — очень даже хорошо. Думаешь — так не бывает? Ладно, представь — идёт человек, торопится очень. Яма с водой, в яме котёнок тонет. Кричит, надрывается, маленький такой, жалко. А человек мимо проходит, спешит очень. Это как — хорошо?
— Нет, конечно!
— А человек — врач. Он спешит к больному ребёнку. Мальчик маленький, глупый, пуговицу проглотил, задыхается… Врач остановился, спас котёнка. А мальчик задохнулся. Хорошо?..
— Нет, конечно…
— Так всё-таки — хорошо то, что он мимо прошёл, приказ имея, и котёнка не спас, или плохо?
Воображала думает долго. Хмурится, молчит, теребит нижнюю губу, упрямо вертит головой. Наконец — авторитетно и безапелляционно:
— Надо было успеть! И котёнка, и мальчика. Он же врач! Значит, должен был всё успеть!.. — и зевает широко, с хрустом.
— Э, да ты спишь уже!
— Неправда! Вовсе я даже и не сплю!
— А пора бы! Времени-то сколько, знаешь?
— Новый Год же!..
— Новый Год завтра. А сегодня ещё старый. Так что — шагом марш!.. Эй, заодно и Анаис забери!
Воображала мстительно фыркает, над её головой взмывают три флажка. Гудит, имитируя пароходную сирену, крутит плечами, словно гребными колесами и уходит, ехидно скалясь через плечо.
Анаис с шариком в руке смотрит на Воображалу и Конти с лёгкой снисходительной улыбочкой — так взрослые смотрят на расшалившихся детей.
Белый пол камеры. Врач открывает глаза, и тут же снова их зажмуривает, сморщившись:
— Опять ты. Конечно. Я так надеялся, что это просто кошмар. А это — ты…
Воображала сидит в углу, лицо равнодушное, глаза сощурены. Замечает спокойно: