На берегах Гудзона. Голубой луч. Э.М.С.

22
18
20
22
24
26
28
30

— Быть может, они еще найдутся?

— Будем надеяться.

Они говорили еще некоторое время на разные темы. Гэй был приятным собеседником. Он был очень начитан, знал хорошо жизнь и интересовался всем.

О’Киффе медленно возвращался по опустевшим улицам домой. Он напряженно думал; почему-то ему казалось, что он знал теперь больше, чем прежде. У него было такое состояние, как у человека, который стоит перед стеной и знает, что за этой массой из камня находится все то, к чему он стремится. Но он не может перелезть через эту стену, так как она слишком высока, не может обойти ее, так как длина ее бесконечна и не проломит ее, так как у него под рукой нет никаких инструментов. Если бы ему удалось найти хоть один неплотно вделанный в стену камень, который можно было выломать из стены руками, то он достиг бы своей цели. Но до этих пор ему не удалось найти ни одного плохо вделанного камня.

Когда О’Киффе подошел к своему дому, то с удивлением увидел бледную полоску света, проникавшую сквозь ставни его комнаты. Он отлично помнил, что потушил свет перед уходом.

У лакея был как раз выходной вечер, и вряд ли он уже вернулся. Репортер вздрогнул, он вспомнил о таинственных голубых лучах в библиотеке Бриар-Манор. Но этот свет скорее походил на обыкновенный желтоватый свет электрической лампы.

Осторожно, на цыпочках он поднялся по лестнице наверх, слегка приотворил дверь, и держа револьвер на готове, раздвинул портьеры и заглянул в комнату.

В ней находилась какая-то женщина. Он видел только ее спину. Но О’Киффе показалась знакомой эта стройная, гибкая фигура. Он наблюдал за ее странными движениями. Женщина подходила к шкафам, открывала их, вытягивала ящики и рассматривала их содержимое, очевидно, стараясь что-то разыскать. Потом она присела к письменному столу, открыла ящики и стала перебирать бумаги. Наконец, она достала несколько бумаг и поспешно спрятала их в маленькую золотую сумку, которая висела у нее на руке. Тогда О’Киффе с криком: «Что вам здесь нужно?» бросился в комнату.

Женщина обернулась, и репортер увидел ее лицо: это была Марион Уэргем.

Большие голубые глаза как будто не видели его. Выражение глубокого спокойствия на ее лице производило впечатление, будто мистрисс Уэргем спит.

Когда к нему вернулся дар речи, О’Киффе прошептал:

— Она находится в состоянии гипноза или же великолепно притворяется.

Он подошел к ней вплотную и схватил ее за руки. Она смотрела на него, все еще ничего не понимая. Тогда он громко и сердито позвал ее по имени один, два, три раза. Она задрожала всем телом, вытянула руки и пошатнулась. О’Киффе подхватил ее. Она лишилась сознания.

Он перенес ее на софу, смочил виски холодной водой и влил в рот немного коньяку. Наконец, его старания увенчались успехом. Ее смертельно бледное лицо немного порозовело, дыхание стало более равномерным, она открыла глаза и взглянула на О’Киффе, как будто пробуждаясь от сна.

— Что случилось? Где я нахожусь?

— Успокойтесь, вы в безопасности.

Теперь только она узнала его.

— Это вы, О’Киффе? Каким же образом я здесь очутилась?

— Я как раз собирался вас об этом спросить.

— Не знаю. Я в десять часов легла спать, так как чувствовала ужасную усталость, и просыпаюсь. Скажите, что случилось?