О’Киффе замолк и погрузился в размышления. Через минуту он воскликнул:
— Нет, это не мог быть Торнтон, лакей видел, как он ушел. По нашим расчетам, он не мог незаметно вернуться и совершить убийство. Таким образом, мы возвращаемся к прежнему вопросу, как и кем был убит Кардиф.
— Не знаю, — Крэйн пожал плечами.
— Мне кажется, Бриан, что ты построил какую-то теорию.
— Собственно говоря, этого нельзя назвать теорией. Это просто догадка. Произошло нечто загадочное, нечто — не смейся надо мной — нечто сверхъестественное.
— Сверхъестественное? Это убийство сведет тебя с ума. Я охотно соглашаюсь с тем, что никто из трех подозреваемых тобой лиц непричастен к этому преступлению. Но сверхъестественные силы…
— Пусть будет по-твоему. Во время своего рассказа я сам себе доказал правильность своих выводов. А теперь ложись спать, ты вполне заслужил отдых.
В этот день сыщик Джонсон из Скотланд-Ярда был чрезвычайно занят. Настроение его все улучшалось. Материалы, касающиеся дела Кардифа, образовали на его письменном столе целую гору.
Когда часы на церковной башне пробили час, Джонсон с чувством удовлетворения потянулся и встал.
Все было готово: завтра он передаст весь материал судебному следователю, через неделю или две начнется процесс, и мир снова узнает, какой проницательный человек сыщик Джонсон из Скотланд-Ярда.
Разговор, который на следующий день происходил между Джонсоном и Креганом, привел последнего в состояние полнейшей безнадежности. Даже О’Киффе, пришедшему спустя несколько часов в тюрьму, несмотря на всю свою уверенность в благоприятном исходе дела, не удалось успокоить его.
О’Киффе было разрешено только десятиминутное свидание. Репортер горячо пожал руку своего друга и сказал:
— Погода улучшается, солнечные лучи проникают сквозь тучи, — а веки его между тем протелеграфировали вопрос:
«Можно ли уже открыть нашу тайну?»
«Нет», — ответил тем же способом Креган, — «нет», «нет».
Глазами О’Киффе невольно сказал: «глупое великодушие», а губами прошептал:
— Хорошо, не забудь, что кто-то думает о тебе день и ночь.
На бледном лице арестованного появилась улыбка, он прошептал: «Я счастлив», и никак не мог скрыть чувство, которое глубоко потрясло его душу. Уходя, О’Киффе встретил в коридоре Джонсона, который только что вышел от полицейского комиссара. Джонсон торжествовал. Полицейский комиссар, не скрывавший до сих пор своей неприязни к сыщику, — Джонсон объяснял это завистью, — был с ним чрезвычайно любезен и мил. Джонсон, тщеславие которого было удовлетворено, подошел к О’Киффе и спросил его вызывающим тоном:
— Итак, вы все еще не согласны с моим мнением? Все еще не убедились в том, что я прав?
ebooksa