На берегах Гудзона. Голубой луч. Э.М.С.

22
18
20
22
24
26
28
30

— Возвращение мисс Кардиф убедит вас в том, что я говорю правду, — сказал О’Киффе и посмотрел на часы.

— Четверть седьмого. Она будет здесь через пять минут, но не позже, во всяком случае, чем через четверть часа.

— Увидим, — сухо сказал Джонсон, закуривая папиросу.

ГЛАВА XIII Роковые часы

В комнате было очень тихо. Джонсон и О’Киффе курили, не произнося ни одного слова; слышалось только тиканье часов. Взгляд О’Киффе был прикован к часовым стрелкам: они двигались, двигались…

Какое-то странное спокойствие царило во всем доме… О’Киффе, нервы которого были натянуты до крайности, казалось, что во всей вселенной существует только эта комната, в которой они с Джонсоном молчаливые, погруженные в свои мысли, сидят и курят и где старинные часы беспощадно показывают, что минуты уходят и уходят.

Тишину прорезал серебристый звук. Часы пробили половину. Джонсон высокомерно рассмеялся и, не говоря ни слова, указал на часы. Затем он снова закурил папиросу.

О’Киффе почувствовал, что его руки холодеют. Что случилось с Винифред? Двадцать минут езды до тюрьмы, двадцать обратно, свидание с Креганом не могло продолжаться больше четверти часа, и если даже прибавить еще 5 минут на то, чтобы войти и выйти из автомобиля, ее отсутствие все же не должно было длиться больше часа. Винифред уехала из дома в четверть пятого и, следовательно, должна была вернуться не позднее четверти шестого. Он еще раз украдкой взглянул на часы, стрелка безжалостно подвигалась к трем четвертям. О’Киффе вскочил со своего стула и подошел к окну.

— Нельзя ли вас попросить не подходить к окну, мистер О’Киффе. Мне совершенно нежелательно, чтобы вы подавали сигналы.

О’Киффе выругался про себя. Снова серебристый звук: часы пробили три четверти.

О’Киффе в отчаянии опустился на шезлонг. Мысли путались в его голове.

Перед его глазами проносились различные картины: Креган со впалыми щеками и безнадежным выражением в глазах, Винифред бледная и дрожащая от страха; мертвое лицо Кардифа с глазами, уставившимися в потолок; и еще одна картина: нечеловеческий, чудовищный лик апокалиптического зверя, с искаженными человеческими чертами, мечущего голубые лучи из огромной пасти и горящих глаз. И почему только этот Джонсон все время молчит? Ожидание было бы все же не таким тяжелым.

О’Киффе хотел заговорить, но его язык прилип к гортани, во рту пересохло и он не в состоянии был произнести ни слова.

Снова серебристый звон — часы пробили шесть.

Джонсон вынул свои карманные часы и посмотрел на них, затем, не говоря ни слова, положил их в карман.

— Мистер Джонсон, — голос О’Киффе звучал хрипло и глухо.

— Я подожду еще четверть часа, — спокойно сказал сыщик.

— Мистер Джонсон, — произнес репортер голосом полным отчаяния, — с мисс Кардиф, по-видимому, что- то случилось. Мне вся эта история совершенно непонятна.

— А мне понятна, — нелюбезно возразил Джонсон. — Трудно предположить, чтобы человек вернулся домой, если он знает, что его там ждет полиция.

— Но мисс Кардиф этого не знает.