На берегах Гудзона. Голубой луч. Э.М.С.

22
18
20
22
24
26
28
30

И вдруг у него в уме мелькнула мысль: в этой ужасной комнате скрывается тайна, недоступная человеческому взору, тайна, которую не может постичь человеческий разум. На одно мгновение он усомнился в правильности своей теории; неужели возможно, что он ошибся? Он засмеялся при этой мысли. Какое ребячество! Не существует никаких таинственных сил, и нужно смотреть на дело с точки зрения трезвой действительности. Разумеется, Винифред виновна: он про себя повторил все доказательства, собранные им против нее. Прислуга показала на допросе, что мисс Кардиф была чрезвычайно возбуждена и настаивала на том, чтобы взломали двери до прихода полицейских. Почему? Если человек отправляется в комнату и остается там час, то это не служит основанием для того, чтобы бояться за него. Но как она, черт возьми, могла совершить убийство? Две двери были запечатаны, печати нетронуты, а третья дверь была заперта изнутри. Никто не мог войти в комнату в то время, как там находился Лок. Отравление было невозможно. Локк и не пил и не ел ничего в Бриар-Маноре. Электричество? Это неправдоподобно, но все же это единственное возможное объяснение. Можно утверждать только одно: Винифред Кардиф виновна. Если она будет оставлена на свободе, то она может помешать его розыскам и стать ему поперек дороги, для этого она достаточно умна, и может оказаться серьезным противником. Да, ее необходимо арестовать. Если ему удастся избавиться от нее, то можно будет спокойно идти по найденным следам.

Он направился в кабинет начальника сыскной полиции и изложил ему все обстоятельства дела. Начальник живо интересовался отдельными подробностями и, по- видимому, был уверен в виновности мисс Кардиф.

— Все же я не представляю себе, как у такой хрупкой девушки могло хватить ловкости и сил совершить такое ужасное преступление, — задумчиво сказал он. — Во всяком случае, это убийство чрезвычайно загадочно…

— Я сегодня же отдам распоряжение об аресте мисс Кардиф, — решительно сказал Джонсон. Он устал и не интересовался мнением начальника.

— Невозможно, мой дорогой. У вас нет достаточных улик против этой девушки; по крайней мере, их нет у вас теперь. Подумайте, какой будет скандал. Дочь Генри Кардифа! Что будут писать социалистические газеты? Я уже вижу заглавия: «Дочь известного эксплуататора и палача арестована по подозрению в убийстве». И это будет ударом для капиталистической прессы. Нет, нет, дорогой Джонсон, охраняйте мисс Кардиф, поставьте сколько угодно полицейских в Бриар-Маноре, но не арестовывайте ее.

— Вы, очевидно, не подозреваете, до чего чертовски хитра эта девушка! — яростно воскликнул Джонсон. — Если мы ее не арестуем, она может разрушить все мои планы. Я не могу работать, пока она на свободе.

— Однако, дорогой мой Джонсон…

Джонсон начинал совершенно терять терпение.

— Если вы не разрешите мне арестовать эту девушку, я должен буду отказаться от расследования убийства Лока, я ужасно переутомлен и не хочу браться за дело, которое считаю безнадежным.

Начальник сыскной полиции был принужден сдаться. Джонсон был единственным человеком, которому можно было поручить расследование этого дела, и начальник слишком хорошо знал упорство сыщика для того, чтобы тратить время на пустые разговоры. Было решено арестовать Винифред Кардиф в течение ближайших дней.

* * *

Крегана перевели в другую тюрьму, и О’Киффе снова получил разрешение посетить его. Он тотчас же отправился к своему другу. Когда репортер вышел на улицу, он заметил неподалеку от своего дома высокого, стройного человека с длинной черной бородой. Когда О’Киффе остановился на углу, чтобы закурить, он заметил, что этот человек следит за ним. Он стал рассматривать его и заметил, что у него смуглое лицо, пронизывающие черные глаза, шелковистая черная борода. В руках он держал странную приковывающую внимание палку. Можно было сразу сказать, что он не европеец; вероятнее всего — индус. Но что индус может от него хотеть? Это, очевидно, случайность, этот человек, видимо, случайно шел с ним в одном направлении. Когда О’Киффе дошел до ворот тюрьмы, он снова увидел индуса. Репортер свистнул и подумал про себя, что начинается нечто загадочное. Но когда он взглянул на безнадежное лицо Крегана и на его печальные глаза, то забыл обо всем.

Глаза О’Киффе молили:

— Аллан, ты должен разрешить мне открыть твою тайну. Это необходимо для тебя и Винифред.

— Нет, — ответили темные ресницы.

— Дело идет о жизни и смерти. Нельзя больше скрывать.

— Мне необходимо поговорить об этом с Винифред. — Губы Крегана были плотно сжаты.

— Это невозможно.

— Хорошо, тогда тайна останется тайной.

О’Киффе выругался про себя и сказал вслух, без видимой связи с предыдущим: