Расширенная Вселенная

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да, – ответил он, сопровождая слова встревоженным взглядом. – Начальник штаба считает, что я должен вернуться на службу. – Он резво зашагал вперед, тогда как я умышленно тащился сзади, чтобы заставить Маннинга снизить темп и не перегрузить свое больное сердце. – Конечно, это невозможно.

Мы поймали такси прямо на стоянке перед нашим зданием и помчались на беседу к военным.

Разумеется, невозможное оказалось возможным, и Маннинг быстро согласился, когда начальник штаба объяснил ему, в чем дело. Маннинга обязательно нужно было убедить, ибо никто на всем земном шаре, включая самого президента, не может приказать конгрессмену покинуть свой пост, даже если выяснится, что он случайно состоит на военной службе.

Начальник штаба предвидел предстоящие политические затруднения и был настолько предусмотрителен, что уже откопал конгрессмена, принадлежавшего к оппозиционной партии, который должен был одновременно с Маннингом лишиться права голоса на все время существования чрезвычайного положения. Этим другим конгрессменом был достопочтенный Джозеф Т. Брайам, тоже офицер запаса, то ли сам желавший вернуться в армию, то ли соглашавшийся на сделанное ему предложение; я так и не узнал, как обстояло дело в действительности. Поскольку он принадлежал к оппозиционной партии, его голос в палате представителей всегда противостоял бы голосу Маннинга, так что ни одна из сторон ничего не потеряла в результате соглашения.

Был разговор о том, чтобы оставить меня в Вашингтоне заниматься политическим аспектом дел, связанных с постом конгрессмена, но Маннинг решил иначе, посчитав, что с этим справится его второй секретарь, и объявил, что я должен последовать за ним в качестве адъютанта. Начальник штаба заупрямился было, но положение Маннинга позволяло ему стоять на своем, и начальник штаба сдался.

Если начальникам штабов приспичит, они могут заставить дела крутиться очень быстро. Еще до того, как мы покинули здание министерства, меня привели к присяге в качестве «временного» офицера; а задолго до конца дня я уже стоял в банке, выписывая чек за мешковатую униформу, принятую в армии, а заодно и за парадную – с дивным блестящим поясом, которая мне так и не понадобилась.

Уже на следующий день мы выехали в Мэриленд, и Маннинг вступил в должность начальника Федеральной научно-исследовательской атомной лаборатории, которая была зашифрована как Специальный оборонный проект № 347 военного министерства. Я мало что понимал в физике, а все познания в современной атомной физике почерпнул из воскресных приложений. Позже я кое-чего поднабрался (полагаю, что перепутав все на свете) в процессе каждодневного общения с учеными самых высоких весовых категорий, работавшими в нашей лаборатории.

Полковник Маннинг в свое время окончил военную аспирантуру при Массачусетском технологическом и получил магистерскую степень за блестящую диссертацию по анализу математических теорий атомных структур. Вот почему армейское руководство и назначило его сейчас на эту должность. Впрочем, все это было давно, и за прошедшее время физика успела проделать немалый путь; он признался мне, что ему приходится грызть гранит науки до посинения, чтобы дойти хотя бы до той точки, откуда он начнет понимать, о чем пишут его высоколобые подопечные в своих отчетах.

Думаю, он все же преувеличивал степень своего невежества; уверен, что во всех Соединенных Штатах не было никого, кто мог бы заменить полковника на этой должности. Тут требовался человек, способный направлять исследования и руководить работами в высшей степени таинственной и малоизученной области, главное, мог оценивать эти проблемы с точки зрения насущных нужд и интересов армии. Предоставленные сами себе физики купались бы в интеллектуальной роскоши, обеспечиваемой безграничными денежными ассигнованиями, и достигли бы огромных успехов в развитии человеческих знаний, но вряд ли создали бы что-то важное с армейской точки зрения, и даже сама возможность военного применения уже сделанных открытий осталась бы незамеченной еще много лет.

Чтобы охотиться на уток, безусловно, нужна умная собака, но чтобы она не тратила времени, гоняясь за кроликами, помимо собаки нужен охотник. И этот охотник должен знать почти столько же, сколько собака.

Нет-нет, никаких уничижительных намеков на ученых – я ничего такого не имел в виду!

У нас собрались все гении в этой области, каких только могли предоставить Соединенные Штаты, парни из Чикаго, Колумбии, Корнелла, Калтеха, Беркли, из всех радиационных лабораторий страны, а также пара мальчиков с оксфордским прононсом, одолженных нам англичанами. И у них было все, что мог придумать изобретательный ум и что можно было сделать за деньги. Там был пятисоттонный циклотрон, который первоначально предназначался для Калифорнийского университета и который моментально устарел по сравнению с новой машинкой, которую эти умники придумали, потребовали и получили. Ураном нас обеспечивала Канада, все, что мы запрашивали, а это были тонны коварного материала. Их везли с озера Большой Медведицы близь Юкона. Технология фракционного осаждения для отделения изотопа урана-235 от обычного изотопа-238 уже была разработана той же командой из Чикаго, что ранее разработала более дорогую технологию с использованием масс-спектрографа.

Кто-то в правительстве Соединенных Штатов довольно быстро осознал огромные возможности урана-235 и еще летом 1940 года собрал всех специалистов-атомщиков страны и взял подписку о неразглашении. Атомная энергия, если она когда-либо будет освоена, должна была стать государственной монополией, по крайней мере до окончания войны. Она могла воплотиться во взрывчатом веществе такой невероятной мощности, что ее невозможно себе представить, и она же могла стать источником не менее невероятной силы. В любом случае, когда Гитлер говорил о секретном оружии и выкрикивал грубые оскорбления в адрес демократий, правительство планировало держать любые новые открытия как можно дальше от чужих глаз.

Гитлер первым начал работы по делению урана, но потерял свое преимущество из-за отсутствия мер предосторожности. Доктор Хан, первый человек, расщепивший атом урана, был немцем. Но одна из его лаборанток уехала из Германии, чтобы избежать погромов. Она приехала в эту страну и рассказала нам об этом.

Там, в лаборатории в Мэриленде, мы искали методы использования урана-235 в контролируемом взрыве. У нас была идея однотонной бомбы, которая способна была решить задачу массированного воздушного налета, сравняв с землей единственным взрывом большой промышленный центр. Доктор Ридпат из «Континентал-тех» заявил, что он способен создать такую бомбу, но не может гарантировать, что она не взорвется, как только будет заряжена, а что касается силы взрыва – ну, он сам не поверил своим собственным вычислениям, в полученном числе было слишком много цифр.

Проблема, как ни странно, заключалась в том, чтобы создать взрывчатое вещество, которое было бы достаточно слабым, чтобы взрывать только один округ зараз, и было бы достаточно стабильно, чтобы делать это только тогда, когда ему прикажут. Если бы одновременно мы могли разработать по-настоящему практичное ракетное топливо, способное нести боевую ракету со скоростью в тысячу миль в час и больше, тогда мы смогли бы любого заставить сказать: «Дяденька, прости салагу» – дяде Сэму.

Мы возились с этой проблемой весь остаток 1943 года и значительную часть 1944-го. Война в Европе и неприятности в Азии продолжались. После того как Италия капитулировала, Англия сумела высвободить достаточное число судов из своего Средиземноморского флота, чтобы ослабить блокаду Британских островов. Теперь мы могли регулярно отправлять им помощь в виде самолетов и кое-какие устаревшие эсминцы. Благодаря этому Англия все еще как-то держалась, зарываясь в землю и все больше и больше уводя с поверхности свои основные оборонные отрасли. Россия, как обычно, склонялась то в одну, то в другую сторону, очевидно придерживаясь политики не дать ни одной из воюющих сторон получить преимущество, которое позволит довести войну до победного конца. Кое-кто начал рассуждать о возможности «перманентной» войны.

Я убивал время в административном офисе, пытаясь хоть немного улучшить свое умение печатать на пишущей машинке (большую часть докладных Маннинга мне приходилось печатать самому), когда в комнате возник ординарец и доложил о приходе доктора Карст. Я включил внутреннюю связь.

– Пришла доктор Карст, шеф. Вы примете ее?

– Да, – ответил он из своего кабинета.