«МАГИЧЕСКОЕ ЗЕРКАЛО»
Прекрасные модели в серии развлекательных
и художественных живых картин
22:00 «Афродита» – Эстель
23:00 «Жертвоприношение Солнцу» – Эстель и Хейзел
24:00 «Верховная жрица» – Хейзел
01:00 «Жертва на алтаре» – Эстель
02:00 «Поклонение Пану» – Эстель и Хейзел
(Посетителям рекомендуется воздерживаться от свиста, топанья ногами и прочих нарушений художественной чистоты показа)
Последнее замечание было излишним. Заведение Джека Джоя славилось строгими правилами. На другой стороне программки я увидел новый перечень цен, из которого узнал, что стаканчик в моей руке обойдется мне вдвое дороже, чем я предполагал. Тем не менее зал был битком набит народом – простаками вроде меня.
Я хотел было по-дружески сказать Джеку, что обещаю зажмуриться во время шоу, если он возьмет за выпивку по старой цене, но тут из-за стойки раздались два резких звонка – два пронзительных сигнала, похожие на морзянку.
– Одиннадцатичасовой показ, – объяснил Джек и, присев за стойку, начал там копаться.
Заглянув вниз, я заметил под стойкой какую-то штуковину. Ее украшало столько электрических приспособлений, что их хватило бы на веселенькую рождественскую елку для бойскаутов: переключатели, кнопки, ручки реостатов, проигрыватель для пластинок и ручной микрофон. Я нагнулся, чтобы рассмотреть получше. У меня слабость к таким вещам – должно быть, от моего старика. Он ведь дал мне имя Томас Алва Эдисон Хилл в надежде, что я пойду по стопам его идола. Но я, наверное, здорово разочаровал его: мне так и не удалось придумать атомную бомбу, хотя иногда я пытаюсь починить свою пишущую машинку.
Джек щелкнул переключателем и взял микрофон. Его голос загремел из колонок музыкального автомата.
– А сейчас мы представляем «Магическое зеркало»!
Проигрыватель заиграл «Гимн солнцу» из «Золотого петушка», и Джой медленно повернул ручку реостата. Освещение в зале погасло, а «Магическое зеркало» медленно осветилось. «Зеркалом» служила стеклянная перегородка шириной около десяти футов и высотой около восьми. Она отделяла от зала небольшую сцену на балконе. Когда в баре горел свет и огни на сцене были погашены, стекло оставалось непроницаемым и выглядело как зеркало. Когда же свет в зале гас, а на сцене – включался, сквозь стекло начинала медленно проступать картина.
В баре осталась гореть только лампа под стойкой у Джека. Она освещала его фигуру и приборы. Яркий свет лампы слепил мне глаза; я прикрылся от света рукой и уставился на сцену.
А там было на что посмотреть.
Представьте: две девушки – блондинка и брюнетка. Алтарь, или стол, на котором как символ сладострастия раскинулась блондинка. Брюнетка застыла у алтаря, схватив блондинку за волосы и занеся другой рукой причудливый кинжал. Задник сцены переливался золотым и темно-синим цветом, изображая яркие солнечные лучи на псевдоегипетский или ацтекский манер, но никто не смотрел на задник – все взоры ласкали девушек.
На брюнетке был высокий головной убор, серебряные сандалии и набедренная повязка из стеклянных побрякушек. И больше ничего! Никакого намека на бюстгальтер. Блондинка была голой как устрица. Ее колено на авансцене приподнялось ровно настолько, чтобы заткнуть рот скулящим блюстителям нравов.