– Прямо перед лестницей расположен пожарный выход.
– Ты думаешь, я этого не заметил? – Он отвернулся и приказал Ханнегану отпустить всех, кто мог предъявить документы с местным адресом. Остальных он велел отвезти в управление, чтобы ночные дежурные могли опросить их как свидетелей. Возможно, кого-то из них придется задержать для дальнейшего расследования, но в любом случае – чтобы здесь он их больше не видел!
На балконе деловито суетились фотографы и эксперты, снимавшие отпечатки пальцев. Появился помощник судмедэксперта, за ним хлынули репортеры. Через несколько минут после того, как заведение очистили от зевак и посторонних, по лестнице спустилась Хейзел и присоединилась ко мне. Никто из нас ничего не сказал, но я похлопал ее по спине. А когда чуть позже вниз снесли накрытые носилки с завернутым в одеяло телом, я обхватил ее рукой, и она уткнулась лицом в мое плечо.
Спейд допрашивал всех поодиночке. Джек ничего не сказал. «Я не такой умный, чтобы говорить без адвоката» – вот и все, что удалось из него вытянуть. Я подумал про себя, что Джек не прав: лучше было бы ему поговорить с лейтенантом сейчас, чем потом потеть под яркими лампами. Тем более что мои показания снимут с хозяина клуба все подозрения, пусть даже лейтенант и узнает о ссоре Джека и Эстель перед выступлением. Спейд никогда не стал бы подтасовывать факты. Он был честным полицейским – с копами это бывает. Я и сам встречал честных полицейских. Даже двух, по-моему.
Лейтенант выслушал меня, взял показания у Хейзел и снова обратился ко мне:
– Эдди, мальчик мой, помоги мне докопаться до сути. Как я понимаю, в двенадцатичасовом показе должна была выступать эта девушка – Хейзел.
– Да, верно.
Он повертел в руках одну из программок Джой-клуба:
– Хейзел говорит, что без пяти двенадцать она пошла наверх подготовиться к шоу.
– Совершенно точно.
– Да. И она была с тобой, так? Она сказала, что поднялась наверх, потом пришла Эстель и заявила, что хозяин велел поменять местами два представления.
– Я об этом не знал.
– Естественно. Хейзел сказала, что немного поартачилась, но уступила и спустилась вниз, где и составила тебе компанию. Верно?
– Верно.
– Хмм… Тогда твое замечание по поводу пожарного выхода может иметь смысл. Хейзел рассказывала мне о дружке Эстель. Он дует в трубу на танцульках через дорогу. И этот парень мог прошмыгнуть сюда, чтобы приколоть подругу. Делов-то на пару минут. Ведь трубачи, сам знаешь, подудят и отдохнут – а то и губу протереть недолго.
– Но откуда он узнал, когда прийти? Выступать-то должна была Хейзел.
– М-да… Что ж, может, он был в курсе. Похоже, что Эстель назначила свидание – вот чем объясняется изменение программы, и это же предполагает мужчину. Потому-то ее приятель и знал, когда прийти. Один из моих парней проверяет эту версию. Теперь о том, как шли выступления… Покажешь мне, что тут к чему? Ханнеган пытался, но добился лишь того, что его долбануло током.
– Могу попробовать, – сказал я, поднимаясь на ноги. – Тут нет ничего особенно сложного. Так, говоришь, Хейзел утверждает, что Джек разрешил Эстель поменять программу? А ты спрашивал его – почему?
– Это единственный вопрос, на который он согласился ответить. Настаивает, что не знал о замене выступлений. Говорит, что ожидал увидеть в «Зеркале» малышку Хейзел.
Пульт управления только казался сложным. Я объяснил Джонсу назначение реостата и рассказал, что Джек одним поворотом ручки не только плавно уменьшает накал ламп в зале, но и усиливает освещение сцены. Позади реостата я обнаружил дополнительный обходной переключатель, который был рассчитан на нынешние условия – когда свет горел и в зале, и на сцене. Мы нашли также аварийный выключатель освещения балкона и пару кнопок для подключения микрофона и проигрывателя к колонкам музыкального автомата. Рядом находился звонок – небольшой черный ящик с двумя штырьками, от которых тянулись провода наверх, к сигнальной кнопке. Нажимая на нее, девушки сообщали Джеку о своей готовности. В центре стойки, прямо под крышкой, крепилась стопятидесятиваттная лампа, подключенная к электрической сети отдельно от реостата. Кроме шнура этой лампы, все остальные провода исчезали в стальной изоляционной трубе под стойкой бара. И именно эта лампа слепила мне глаза во время одиннадцатичасового представления. Она казалась слишком яркой, – на мой взгляд, сгодилась бы лампа и послабее. Наверное, Джеку нравился яркий свет.