– Нет. В таких случаях это не принято. Москвичам, когда те вернулись за стол в главном зале, принесли коньяк за счет заведения, и они очень быстро развеселились.
– У тебя самого голос пободрее, чем в прошлые разы, – заметил Недертон. Это было правдой.
– Доминика позвонила, – ответил Лев.
– Правда?
– Хочет помириться.
– Замечательно! – сказал Недертон, вспомнив, что говорили Лоубир и Рейни. Выходит, ему не придется передавать, что Доминика ищет примирения. – Слушай, у меня тут одно срочное дело. Созвонимся позже?
– Удачи тебе в твоем деле, – весело произнес Лев.
Недертон уже давно не слышал у него такого голоса. Тилацины поблекли.
– Закончил разговаривать? – спросил Коннер. – Не хотел тебя перебивать.
– Да, спасибо.
– Нас тут берут на буксир, – сообщил Коннер.
Кто-то набросил на дрона что-то черное, закрыв вид вперед, назад и вбок. Из темноты вынырнуло квадратное окошко: синий полиэтилен и еще техники.
– Они набросили на AR-пятнадцать плащ с капюшоном, – сказал Коннер, оглядываясь, как догадался Недертон, из камеры на черной трубке.
Появилось то, что Коннер называл трансляцией жопокамеры: синий полиэтилен, очень близко. Это значило, что дрон полностью втянул ноги. Затем их уложили на спину и втащили через прорезь в синем полиэтилене. Камера на щупальце первым делом отыскала Верити (на ней был какой-то длинный серый балахон). Их покатили дальше, в кадре замелькали лица. Довольно много народу.
– Тургенев, – произнес Недертон, думая про рассказ Льва.
– Клептарх? – спросил Коннер.
– Нет, – ответил Недертон. – Писатель, как я понял.
103
Марлен
Кто-то занялся правым запястьем Верити, кто-то – левым. Они синхронно расстегнули ремешки, перешли к талии, затем к щиколоткам. Все в абсолютной тишине, но тут она вспомнила про звукопоглощающие наушники. Над ней наклонился Верджил, тоже в наушниках, но уже без балаклавы. Он помог снять и то и другое. Сразу вернулись звуки.