Рождение героя

— Добрый день, капитан. Наконец-то я вырвался со своих приемов и, если так можно выразиться, пришел на прием к вам. Мы можем поговорить?

— Конечно, доктор Берг. Очень рад нашей встрече, — как всегда это делал, любезно ответил Андрей, пока его тарелка заполнялась однообразной желто-зеленой жижей заказанного горохового супа. — Только надеюсь, я не выгляжу как человек, которому нужна помощь психолога?

— Нет, наш разговор даже не является обязательным ежегодным психологическим освидетельствованием. Мне просто нужно кое-что обсудить с вами.

— Хорошо. Я буду ждать вас за столиком, — ответил капитан. Поставив на поднос рядом с тарелкой супа стакан с водой и вынув свою идентификационную карточку из автомата питания, он направился к незанятому столику у стены кают-компании.

Андрей успел съесть половину своего супа, приготовленного из трансгенетически измененного гороха, который мог выращиваться на космическом корабле, прежде чем Зигмунд Берг смог получить свой обед и сесть напротив капитана.

— Никак не могу наладить отношения с техникой, — виновато улыбнулся доктор психологии.

Он принес на подносе точно такой же по цвету, как и у Андрея, вермишелевый суп и стакан апельсинового сока.

— Вы сегодня решили выпить свою месячную дозу сока, доктор? — для поддержания беседы спросил Андрей. Фруктовая оранжерея «Надежды» по своим размерам была в несколько раз меньше овощной и злаковой, поэтому сок включался в меню каждого члена экипажа лишь раз в месяц.

— Да вот, ошибся кнопкой. У меня на сок аллергия. Не согласитесь поменяться нашими напитками?

— Если вы хотите. Я как раз обожаю сок, хоть он и разбавлен на 90 % водой.

— Знаете, капитан, а ведь на Земле наши бабушки и дедушки пили сок совершенно не разбавленным. Так же они поступали и с кофе. Кофейный порошок клали в чашку не по одной щепотке, а по несколько ложек.

— Представить себе этого не могу. Тут дело даже не в экономии. Как они терпели такую горечь у себя во рту?

— Да, теперь уже не спросишь — последний человек, родившийся еще на Земле, умер аж тридцать лет назад.

— Поэтому вдвойне странно, почему вы как человек, появившийся на свет уже на корабле, не смогли приспособиться к окружающей технике.

— Сам себе удивляюсь. Наверное, потому, что я, в отличие от своих родителей, не проходил тренировки и тщательный отбор для зачисления меня в отряд первых космических колонистов. А может, потому, что я принадлежу к поколению на этом корабле, которое родилось от людей, еще видавших что-то кроме этих треклятых… простите однообразных жестяных стен. Мы были поколением надежды, поколением, надеющимся на прибытие корабля к месту назначения в свой оптимистический срок прогноза.

Доктор, не притронувшись к еде, редкими глотками попивал воду из стакана и продолжал свой монолог.

— После старта мы обнаружили, что двигатели «Надежды» выжали из себя скорость, близкую к скорости света, и ускорение прекратилось вопреки прогнозам математиков с Земли. Чуда не произошло. Природу вещей не изменишь. Тогда мы рассчитали, что прибудем к цели еще через пятьдесят долгих лет. Это была чудовищная новость для всего экипажа. Вы ведь слышали о нескольких произошедших на «Надежде» еще до вашего рождения бунтах? То было очень нелегкое время. Вся наша колония была под угрозой уничтожения от наших же рук, мы даже хотели повернуть назад. Но потом прошли годы, мы смирились, и настало время поколения прагматиков — людей, не знающих Землю и хорошо ладящих с техникой.

— Доктор, вы очень расстроены… — перебил говорящего Андрей, закончив доедать свой суп.

— О, не беспокойтесь, капитан. Я действительно сейчас несколько взволнован. Но можете быть уверены, что я никогда не теряю самоконтроль во время работы с людьми. Просто, наверное, их заботы и мысли через меня сейчас передались вам. Сейчас я расскажу самое главное.

Заинтересованность разговором не помешала Андрею с большим удовольствием выпить свой внеочередной стакан сока, после которого послевахтенная усталость тут же отступила от него, а на смену ей пришло хорошее настроение. К этому времени совсем позабывший про свой обед доктор достал из кармана пиджака курительную трубку и зажал ее между зубами. Он, как и любой человек на корабле, и не подозревал, что она предназначена для курения табака, ведь это было строго запрещено. Когда-то давно он нашел ее в вещах своего отца, и ему нравилось просто крутить ее во рту, как это было изображено на одной из семейных фотографий.