Задумчиво прищурив глаза и не вынимая изо рта пустой трубки, доктор Берг продолжил начатый разговор:
— Капитан, я как главный и единственный психоаналитик в нашей команде должен поставить вас в известность, что на корабле снова может наступить смута. Сейчас уже подрастает пятое поколение экипажа «Надежды», а навигационный компьютер корабля все еще молчит. Люди устали жить внутри разогнанной груды металла. Последний месяц у меня не было и часа свободного времени — я каждый день принимал подверженных стрессу людей.
— Да, доктор. Но разве это назревающая смута не является периодическим проявлением кризиса молодого поколения, как написано в нашем бортовом журнале?
— Я понимаю, о чем вы говорите. Действительно, журнал говорит об опасности, которая грозит «Надежде» каждые 25 лет. Ведь еще конструкторами корабля была предусмотрена одновременная смена поколений для более продуктивного продолжения рода. И сейчас настал период, когда на корабле три поколения: мы — старики, вы — взрослые да вошедшее в переходный возраст наше подрастающее поколение. Они и подвержены больше всего депрессии и саморазрушению, по крайней мере, они будут им подвержены до той поры, пока им не разрешат создавать свои семьи.
— Доктор, вы же знаете, что это невозможно. Руководство по полету четко прописывает режим продолжения рода. Им будет позволено иметь двоих детей, которых они должны будут родить строго в течение пяти лет после своего двадцатипятилетия.
— А почему же это ваше руководство не в силах ответить на вопрос: когда же мы прилетим хоть куда-нибудь?
Капитан тоже не знал ответа на этот вопрос. Он мучил его все время пребывания на этой должности. Ведь каждый день, проходя по палубе «Надежды», обедая в ее кают-компании, он читал в направленных на него взглядах только этот вопрос и не мог ответить на него. Это было самым сложным в его работе.
Конечно, и сейчас он мог хоть для подобия какого-то ответа впасть в научные дерби и рассказать собеседнику о том, что инженеры, построившие их корабль сто лет назад, превзошли сами себя. Они спроектировали его так, что он мог поддерживать жизнедеятельность заселяющих его колонистов практически вечно. Андрей мог бы рассказать о такой новой науке как космическая навигация, поделиться своими личными расчетами, согласно которым они могли рассчитывать на приземление на благоприятной для колонизации планете в ближайшие десять лет. А еще он мог повторить пропагандистские лозунги Объединенного Космического агентства Земли, придуманные для заселения бесстрашными людьми первого корабля серии «Пилигрим».
Но он не стал этого делать. Он сам стал чувствовать, что теряет уверенность в благоприятном исходе экспедиции, а главное — терять веру в ее целесообразность и важность.
Доктор Берг как будто прочел его мысли:
— Простите, капитан. Видимо, я поднял совсем нежелательную тему для разговора.
Андрей отвлекся от своих мыслей и постарался воодушевить собеседника:
— Мы уже чертовски долго в пути, доктор. Но я думаю, все будет хорошо и мы скоро найдем для себя какую-нибудь уютную планетку в системе Альфа Центавра, как на это и рассчитывали наши предки.
— Я очень рад это слышать, Андрей, только не думай, пожалуйста, что я затеял весь этот разговор только для того, чтобы по долгу службы прощупать вас как капитана корабля на предмет подверженности общему стрессу. Я действительно как обычный пассажир или член экипажа «Надежды», что, по сути, является одним и тем же, хотел поговорить с вами о наших текущих делах. Капитан Федоров понял, что разговор окончен, и стал вставать из-за стола, прощаясь с доктором Бергом.
— Спасибо за прямолинейность, доктор. И все-таки скажу для отчета: с нервами у меня все в порядке. Я ведь в данный момент не просто пассажир «Надежды», я ее капитан. И этот статус придает мне необходимые стойкость, выдержку и душевные силы. Я принял к сведению вашу информацию о стрессовой ситуации на борту корабля и буду следить за обстановкой. Но надеюсь, что, говоря о предстоящей смуте, вы ошибаетесь.
— Дай-то бог, капитан. Но все же не недооценивайте ситуацию. До свидания.
Андрей вышел из кают-компании с двойным чувством неуверенности. Пока он шел по главной палубе корабля, полностью опоясывающей его по окружности, мысли крутились вокруг своей пошатнувшейся уверенности в благополучном исходе миссии «Надежды». Конечно, в бортовом журнале их предки писали о своих мотивах быть первопроходцами космоса, а в руководстве по полету говорилось о необходимости колонизации человеческим видом планет вне Солнечной системы для увеличения шансов сохранить человечества во Вселенной как биологического вида. Но как же их предки согласились на такой длительный полет? Кто дал им право решать за детей и внуков, где им будет предначертано жить?
Но тут увиденная Андреем картина заставила его изменить свое мнение — родители все-таки должны иметь право влиять на жизнь своих детей. Навстречу ему почти в полном составе, то есть в количестве восьмерых человек, шли люди Службы безопасности корабля. Они были одеты в черные, окантованные синими полосками комбинезоны, а вооружены дубинками и электрическими шокерами. Немногочисленная группа органов правопорядка корабля вела как видно только что арестованную шайку подростков, среди которых капитан Федоров заметил своего сына.
Чувство глубокого стыда за своего отпрыска, казалось, намертво вколотило капитана в пол. Его единственный ребенок уже не раз задерживался Службой безопасности за мелкое хулиганство. Но высокий пост отца помогал ему не засиживаться в единственном на корабле полицейском участке. Но только теперь, увидев сына среди арестованных в окружении наряда полиции, Андрей понял, что больше не потерпит такой его образ жизни. Сейчас капитан пытался быстрее пережить тот момент, когда начальник Службы безопасности корабля, его друг и соратник Дилон Страйк выводил Дениса Федорова из-под кольца охраны и вручал его отцу.
— Нарушение общественного порядка и преднамеренная порча имущества, — отчеканил отцу правонарушителя всегда немногословный блюститель порядка. — Вся шайка горланила у торгового центра деморализующие песни, а потом, потратив все свои баллы, парень купил гитару и тут же разбил ее. Передаю его вам.
ebooksa