Высоко над ареной на краю выступа Джулиан Гвиллер во весь голос напевала эти пять нот.
— Я знаю эту мелодию, — сказала она Ниари. — Это же мелодия Барри!
Ее глаза наполнились слезами.
— Быстрее, больше жизни! — командовал внизу Лакомб.
Он начал спускаться в направлении парящих летательных аппаратов.
— Больше жизни! Больше жизни! Энергичнее! — повторил он по-французски.
Сейчас с «Шекспира» струился пот, капая на клавиши синтезатора. Он проиграл пять нот очень быстро и громко, и цвет экрана очень быстро менялся от желтого к розовому, потом переходил в красный.
Лакомб уже находился на расстоянии ста пятидесяти ярдов от летательных аппаратов. Те по-прежнему не отвечали.
Снова и снова на синтезаторе звучали пять нот, которые эхом отражались от стен каньона.
У француза не хватило терпения.
— Почему вы не выходите? Выходите, — говорил Лакомб, обращаясь к аппаратам.
Он сам напевал мелодию из пяти нот и делал в такт ей движения рукой.
— Больше жизни, больше жизни! — кричал Лакомб, направляясь назад к синтезатору.
«Шекспир» изнемогал. Экран переливался спектром цветов от фиолетового к красному.
Вдруг летательные аппараты ответили, но не музыкой, а цветом. Они начали повторять последовательность цветов. Каждый объект делал это самостоятельно.
«Шекспир» перестал играть. Наступила тишина. Можно было слышать, как гудит в каньоне ветер.
Тогда Лакомб, обратившись к «Шекспиру», сказал:
— Продолжай играть. Продолжай, продолжай!
Но «Шекспир» в изнеможении качнул головой.
— Дайте под зад этому ослу, — разозлился руководитель.