Противостояние

Она встревоженно принялась искать признаки перемен. Ведь Фурии самой удалось всего лишь благодаря пустяковому делу – это она сподвигла Зибенштерна в девятнадцатом веке написать историю девочки на границе света и тьмы – изменить прошлое. Поэтому в настоящем Изида сделалась той самой девочкой, экслиброй из книги Зибенштерна. Фурия думала, что изучила последствия своей манипуляции, но, видимо, она что-то упустила. И чем дольше она об этом размышляла, тем отчётливее ощущала, что имел в виду Финниан, когда говорил: «Такое чувство, будто незримые работники сцены передвигают кулисы памяти и подтасовывают реквизиты».

– Мардук… – прошептал Финниан. – Он экслибр… и библиомант!

«Но ведь это… невозможно…» – по-видимому, хотела сказать Изида, как вдруг взгляд её тоже окаменел, и ей внезапно стало ясно, что она сама являет живой пример противоположного.

Экслибры не могут быть библиомантами – в мире библиомантики это было некогда незыблемым правилом. Все думали, что Изида – единственное исключение из него. Теперь же непреложность этого закона поблёкла, и на его место заступил другой: экслибры, естественно, могли обладать библиомантическими способностями. Любые другие воззрения, которые они исповедовали, в мгновение ока обернулись в абсурд. Но остатки их прежнего знания ещё имели силу, напоминая строчки прочитанной страницы, просвечивающие сквозь пергамент новой. Не всё было забыто. Наверное, этого никогда и не случится, ведь все до сих пор смутно припоминали, что и Изида некогда была человеком, не экслиброй. У них складывалось впечатление, словно прошлое менялось на глазах. И шаг за шагом проявлялись последствия этих изменений.

– Мардук – библиомант! – Изида беззвучно шевелила губами. – Им он был всегда.

И это меняло всё. Их план становился макулатурой, а их цель, по всей видимости, – недостижимой. Таковы последствия несостыковок при вторжении в ход времени: осознание перемен приходит не сразу. Только уткнувшись носом в факт перемен, можно постичь правду. Так было с Целестином: ему пришлось признать, что многое из того, что он приписывал своей воспитаннице, больше не соответствовало действительности. Так же обстояло и с ними. Финниан был первым, кто это заметил, а теперь пришёл черёд Фурии с Изидой понять, что без всякой подготовки в их игру приходят новые правила.

Экслибры могут быть библиомантами!

– Вот чёрт!.. – прошипела Фурия, едва обнаружив первые последствия этих перемен.

Кэт рассказывала об одной двери в сокровищницу, о тяжёлой стальной перегородке в задней стене третьего зала. За ней – и это Финниан втолковывал им уже несколько недель подряд – хранились жемчужины коллекции Мардука. Самым ценным среди них был план Санктуария. Теперь же перед ними была всего-навсего простая деревянная дверь, за которой можно было увидеть самое большее – чулан, а вовсе не сокровища короля преступного мира Мардука. Любой взломщик мог бы сковырнуть замок простым куском проволоки, если бы не аура этой двери, не излучение такой мощной библиомантики, что на какой-то момент у Фурии заплясали буквы перед глазами.

– Всё это очень нехорошо, – прошептала в тревоге Изида.

– Справишься? – спросила Фурия.

– Надеюсь. – Изида сделала пару шагов вперёд, пока не оказалась на расстоянии примерно двух метров от двери. Она медленно вытянула руку, держа ладонь так, будто уже касалась ею дерева.

– Из соображений безопасности Мардук обклеил её изнутри страницами какой-то книги. – Она закрыла глаза и сконцентрировалась. – Не могу только понять какой. Если бы это знать, было бы проще.

– А вот я вообще ничего не ощущаю, – заявил Финниан голосом, снова звучавшим по-прежнему. Первое потрясение он пережил и постепенно приходил в норму.

– Есть у Мардука любимая книга? – поинтересовалась Изида.

– Со сказочками, которые он читает на ночь своим головорезам? – усмехнувшись, ответил Финниан.

– Если он настоящий библиомант, – сказала Изида почти по слогам, как будто вообще с трудом допускала такую вероятность, – тогда у него должна быть сердечная книга.

Фурия прислушалась:

– Уж не думаешь ли ты, что он выдрал страницы из своей сердечной книги и оклеил ими дверь?

Петушиная книга затрепыхалась у неё в руке. Складчатая шея гордо распрямилась, вытянувшись из обложки во всю длину.