Опустившись на четвереньки, Фурия преодолела завал перед входом, оставшийся после сражения с Ментаной. Хрипло дыша, она добралась до двери на первом этаже и огляделась, не видно ли кого в коридоре. Её встретили лишь тёмные панели и потрескавшиеся картины. Нигде никого.
Фурия свернула вправо. Портреты, оправленные в золотые рамы, казалось, сочувственно наблюдали за тем, как она продвигается вперёд по проходу – медленно, прилагая видимые усилия, словно бредя по колено в густом сиропе. Ноги девочки подкашивались снова и снова. Петушиная книга предупреждала её, что долго она так не протянет, хотя в этом она ошибалась. Уровень адреналина в крови Фурии подскочил, и именно это помогало ей удерживаться на ногах; но если бы этого не произошло, она поползла бы вперёд на пузе, как солдат, по-пластунски, только чтобы узнать,
«Пип!» – кричала она про себя, но не могла заставить себя произнести имя брата вслух. Возможно, это было последнее проявление инстинкта выживания – не выдать себя. Вдруг поблизости притаились враги? Враги, укравшие «Книги творения». Враги, виноватые в том, что в резиденции не осталось ни души.
– Фурия? – послышался возглас. – О господи, Фурия!
Коридор закончился, перед ней открылся просторный холл резиденции. Фурия чуть не грохнулась на пол от неожиданности. Как будто из воздуха, которым она дышала, сначала без предупреждения убрали кислород, а потом нараспашку открыли окна и она смогла снова вдохнуть полной грудью. Она покачнулась, но удержалась на ногах.
Они все были здесь.
Кэт и Джим. Пасьянс и пугливая Нассандра. Убийственно серьёзный Кирисс и фавн Кассиопеус, опиравшийся на костыли. Не хватало только Изиды – должно быть, она всё ещё спала у себя наверху. Зато из Лондона приехал её отец Целестин, напяливший одну из своих идиотских цветастых гавайских рубашек.
И в самом центре – Пип, который немедленно бросился к ней, сгрёб в охапку. В тщедушном теле мальчика таилась сила взрослого человека. Джим хотел было тоже подскочить к ним, но Пип покачал головой и крепко обнимал Фурию, отмахнувшись и от Пасьянса.
Все собрались за большим дубовым столом в центре вестибюля. Сюда пришли и экслибры. Мужчины и женщины толпились у подножия главной лестницы, на самой лестнице и на балюстраде первого этажа. Некоторые стояли у входа, несколько человек сидели за столом рядом с Кэт. Когда они расступились, Фурия увидела, что на столе лежат «Книги творения» – четыре стопки с неприглядными коричневыми обложками.
В большом открытом камине на противоположной стороне зала развели огонь. Языки пламени трепетали, взвиваясь в сторону дымохода.
– Вы… вы не сожгли ни одной, ведь правда? – Голос Фурии звучал глухо и надтреснуто.
Пип покачал головой:
– Ещё нет. Эюя показала нам, где они стояли. Мы все вместе ходили вниз: Кэт, Джим, Пасьянс и я. Каждый принёс по стопке.
Кэт наконец не выдержала: выдернув Фурию из рук Пипа, она довела её до стола. Тут к ней присоединился Джим, и все втроём они усадили девочку на один из пустовавших стульев. Все остальные стояли, усиливая впечатление какого-то неизвестного ритуала, прерванного прибытием Фурии.
– Либрополис в опасности, – сказала Кэт. – Целестин привёз новости.
– Дела плохи, – подтвердил Целестин.
– Мы совещались о том, что нам делать, – дополнил Кирисс, по лицу которого было видно, как тяжело он воспринял весть о грядущей гибели своего города.
Только теперь Фурия осознала, что в зале царила не тишина, а ровный гул: все тихо переговаривались между собой, и возбуждение, вызванное её возвращением, было на самом деле гораздо больше, чем ей казалось до сих пор. Она всё ещё ощущала себя так, будто находится в другом мире, в вакууме внутри самой себя, передвигаясь по нему медленно и плавно, словно в невесомости, как космонавты в старых фильмах. Всё же, что происходило вокруг неё, происходило словно бы за стеклом и не имело к ней непосредственного отношения.
Кэт заключила её в объятия, потом её обнял Джим. Вероятно, Пасьянс тоже собирался прижать её к своей широкой конфедератской груди, если бы Кирисс не вмешался и не воскликнул:
– Тихо, пожалуйста,